Эмоциональное заражение: как передаются переживания. Переживания являются приметой хорошего человека, но не являются признаком человека с большой буквы

Большинство из нас доказывает свою положительность переживаниями за ближних. Чем больше человек переживает, тем он якобы положительней. В совсем еще недавнюю эпоху мы привыкли к тому, что среди нас жили люди, звучно именовавшие себя совестью нации. Сейчас темперамент послабее, но это не означает, будто число переживающих за судьбу общества сократилось. Кто не делает ничего на благо общества, тот по меньшей мере переживает и потому считает себя достойным особого уважения. Говоря без обиняков, на свете всегда были, есть и будут люди, которые не живут своей жизнью и не дают жить обществу. Так проявляется стресс переживания. Беспокоясь из-за пустяка, человек не дает ближнему этот пустяк выправить; беспокоясь из-за некоего большого дела, он не дает ближнему этим делом заниматься, а, беспокоясь за судьбу ближнего, человек не дает ближнему жить. Беспокойство ложится тяжким бременем на душу, и, когда уже нет сил это бремя нести, от него желают избавиться. Поскольку беспокойство ждет высвобождения, избавиться от него не удается. Переживая (страдая) за ближнего, человек неизбежно начинает в своих переживаниях (страданиях) обвинять ближнего, а также доказывать всему миру, что причиной его страданий является ближний. Сам виноват в том, что на душе стало тяжело, но поскольку стало тяжело из-за ближнего, то во всем виноват ближний.

Женщины, как известно, любят попереживать. В частности, по поводу того, что мужья перестают с ними разговаривать. Если в молодости они худо-бедно разговаривали с женами, то с годами все реже и реже, предпочитая топить свои проблемы в алкоголе. Водка никогда не станет беспокоиться, тогда как жена переживает постоянно. Точно по той же причине дети не желают посвящать мать в свои проблемы, особенно дети вышеозначенного мужчины. Беспокоящаяся мать - фигура трагическая. Она всенепременно должна найти страждущего и пожалеть его, будь то свой или чужой, между тем как проблема, решение которой требовало материнской помощи, именно поэтому и остается нерешенной. Либо же она разрастается и, хотя дело того не стоит, выливается, например, в ссору.

Говорят, что, делясь своей бедой, человек уменьшает ее наполовину, однако люди, пострадавшие от «переживальщиков», считают иначе. Они предпочитают решать свои проблемы самостоятельно. Они остерегаются «переживальщиков», которые переживают даже тогда, когда проблема уже давно разрешилась, ибо постоянное напоминание о былом мешает жить дальше. У человека бегут по телу мурашки, когда «переживальщик» спрашивает: «Ну а сейчас у тебя случаем не повторяется снова все то, что было в тот раз?» Иными словами, сердечная обеспокоенность ближнего постоянно отравляет человеку жизнь.

Никто не умеет так переживать, как переживают матери. Вообще-то бабушки тоже умеют, но они зачастую не знают, из-за чего им переживать. Если бабушки отстали от времени, им мало что рассказывают, и потому у них нет иной заботы, кроме как беспокоиться из-за того, что не из-за чего беспокоиться. За свою долгую жизнь они усвоили, что, если им ничего не говорят, значит, дела плохи. Они не думают о том, что, если им ничего не говорят, значит, либо не о чем говорить, либо не стоит об этом сообщать беспокоящемуся человеку. Сам же беспокоящийся, естественно, склоняется ко второму варианту. Главное, чтобы начать беспокоиться еще загодя.

Даже самый сильный человек не способен переживать все проблемы в одиночку. Рано или поздно он либо валится с ног под тяжестью бремени, либо ломается. Если валится с ног, то еще успевает в последнюю секунду сбросить с плеч ношу. Если ломается, то покидает сей бренный мир с тем, чтобы, вернувшись, не повторять былых ошибок. Извлекая уроки из пережитого на личном опыте, он сам решает свои житейские проблемы, из благоразумия предпочитая о них помалкивать. Он не говорит ничего такого, за что можно было бы зацепиться переживающему ближнему. Теперь «переживальщик» обеспокоен особенно сильно, ибо что это за жизнь без переживаний! По мнению переживающего, кто сам обустраивает свою жизнь и заботится о ней, тот бессердечный человек. (Ведь и «переживальщик» во всех видит только себя.)

Недоверие является формой самозащиты. Старание оградить себя от опеки переживающего за тебя супруга способно превратить человека в искуснейшего актера. Недомолвки незаметно перерастают в ложь, и, когда ложь выходит наружу, гремит гром, и счастливый брак разваливается. Истинная причина взаимных обвинений обычно так и остается невыясненной.

Переживая за кого-то, человек вторгается в чужую жизнь и пытается жить этой жизнью. Чего не дано, того не дано. Поэтому чем больше человек старается, тем сильнее страдает сам. Переживающий за другого человека получает полное право говорить, что он заболел из-за него. Существует золотое правило: чем больше человек тревожится, тем сильнее беспокойство его порабощает, ибо переживание - это стресс, не дающий жизни идти естественным путем.

Непротивление, покорность и порабощенность являют собой разные стадии беспомощности . Соответственно им различают печаль непротивления, она же бессильная злоба, покорную печаль и печаль порабощенного. Последняя представляет собой наиболее интенсивную бессильную злобу, которая оборачивается злобой на себя из-за собственной робости, беспомощности, глупости, неприспособленности, бессилия. Все это вынуждает человека еще больше беспокоиться. Переживание за чужие судьбы неизбежно трансформируется в переживание за собственную судьбу. В итоге человек вступает в конфликт с самим собой.

Непротивящийся взваливает на плечи все более тяжкую ношу и беспокоится из-за растущего недомогания плечевого пояса, а также нижней части тела.

Покорный позволяет садиться себе на шею и тревожится из-за состояния головы и шеи.

Порабощенный позволяет себя топтать и стонет, словно раздавленный таракан. (Таракан символизирует энергию ненужного максимализма.) Тревога из-за безвыходности положения не дает спокойно жить. Усиливается чувство собственной ничтожности, унаследованное из предшествующих жизней. Рано или поздно развивается рабская психология: ничего для себя, все для других, никаких личных потребностей. Тем самым человек провоцирует аналогичное отношение к себе со стороны окружающих.

Беспокоящийся всегда найдет за кого ему беспокоиться. На первых порах он всего лишь укоряет: «Что бы вы без меня делали?» А позже уже сетует, запугивает, не дает покоя, повелевает, запрещает, заявляя: «Что будет, когда меня не станет!»

Переживание может быть обоюдным. Представьте себе, что переживающий весь извелся из-за своей великой тревоги или даже слег. Тот, за кого он переживает, испытывает жуткую вину и начинает переживать за переживающего. Теперь они переживают друг за друга, а между тем у обоих разлаживается здоровье. Оба не знают, что делать. Если прежде первый из переживающих по крайней мере имел право обвинить второго за бездействие, то сейчас это уже грешно.

Страх потерять супруга, он же страх лишиться своего сокровища, вынуждает стискивать зубы. Нередко случается, что ссорящиеся супруги перестают ссориться, когда обоих постигает опасный для жизни недуг, но поскольку негативная энергия требует выхода, они вынуждены искать врага, чтобы было на кого направить свою злобу. Общими стараниями они его находят. Но могут и не найти.

Есть бесконечное множество вариантов того, кто и каким образом переживает. Что происходит с человеком под воздействием переживания?

Чтобы понять это, представьте себе, что все сущее обладает собственной жизненной энергией в форме символического шара . По прямым лучевидным каналам туда поступает энергия как от земли, так и от неба. Когда каналы открыты, небесная энергия беспрепятственно проходит вниз, в землю, а земная поднимается в небо, и жизнь идет своим чередом. Такая жизненная энергия присутствует во всем, что только может прийти на ум: живом и неживом, животном и человеке, здоровье и болезни, дне и ночи, будущем и прошлом, целом и его частях (например, в человеке и отдельных его «составляющих» - руке, ноге, ткани, органе, клетке).

Когда человек начинает переживать за ближнего, то своим беспокойством он втягивает энергетический шар ближнего в свой собственный, где каналы чужого шара искривляются, и человек начинает жить жизнью другого. Если ближний желает жить своей жизнью, он забирает свою энергию обратно. Однако беспокоящийся не отдает. Если бы отдал, то не смог бы оставаться хорошим человеком, живущим жизнью другого. Из-за этого у ближнего недостает энергии для работы, его работоспособность снижается. Переживающий начинает переживать за работоспособность ближнего. Тем самым он вбирает энергетический шар деловых качеств ближнего в свой собственный и искривляет теперь уже и эти энергетические каналы. Если ближний желает работать, он должен забрать свою энергию. Но переживающий не отдает. Если отдать, то как он сможет доказать, что является хорошим человеком, который делает всю работу за другого. В результате у ближнего начинаются неполадки со здоровьем, и переживающий начинает переживать за здоровье ближнего. Своим беспокойством он втягивает энергетический шар здоровья ближнего в свой собственный и расцветает - старается быть здоровым за ближнего. Тот от этого заболевает. Переживающий начинает переживать уже по этому поводу. Втягивает энергетический шар болезни ближнего в свой собственный и заболевает.

Когда «переживальщик» обращается к врачу, тот дает лекарство, которое убивает его болезнь (по-земному - химией) точно так же, как сам человек убивает себя и других (духовно - своими благими желаниями). Если он разочаровывается в медицине, то обращается к ясновидящему, который говорит ему: «Конечно, ты болен - тебя кто-то вампирит». А особенно хороший ясновидящий называет даже имя вампира.

Вообразите реакцию «переживальщика». Представим, к примеру, что заболевшей жене сообщают, будто ее муж - вампир. Какое потрясение! «Боже мой, какой подлец! Всю жизнь беспокоилась за него, переживала, а, оказывается, он - вампир!» Многие женщины, получив подобную информацию, дают мужу пинок под зад. Но уже через некоторое время большинство из них обращается ко мне с просьбой вернуть мужа. То им подавай ясновидящего, чтобы тот прожил за них жизнь, то они требуют того же от меня, только наоборот. Когда я говорю, что свои ошибки нужно исправлять самим, пусть просят у мужа прощения за собственную глупость, я сразу становлюсь (для них) плохой.

Когда к ясновидящему обращается муж, переживающий за свою жену, то, как вы уже догадались, слышит от него те же слова: «Конечно, ты болен - тебя кто-то вампирит. Это твоя жена». Мне еще ни разу не встретился мужчина, который, услышав такое, дал бы жене пинка под зад. Зато мысленно награждал пинком ясновидящего. Поэтому ясновидящим следовало бы вникать в смысл информации, а не кичиться своими знаниями. Иначе ясновидящим (а они желают только добра) может не поздоровиться от рук разочарованных и оскорбленных посетителей.

Вампирство бывает самым разным. Для больной женщины вампиром является пышущий здоровьем муж, безразличный к страданиям бедняжки, хотя раболепствующая жена круглые сутки за него беспокоится. Для больного мужчины чаще всего вампиром бывает начальник по работе либо сослуживица, еще не утратившая надежду увести от жены такого прекрасного мужчину. Мужчина в свою очередь беспокоится за свою должность, а это зависит от начальства, и за симпатичную сослуживицу, с которой жизнь обошлась очень сурово. Для начальника же вампир - тот самый мужчина, о котором идет речь, о чьем здоровье начальник беспокоится, поскольку хочет выглядеть в глазах подчиненных заботливым начальником.

Для родителей вампирами являются дети, за которых те переживают, поскольку по своей доброте живут за детей их проблемами, из-за чего дети неприспособлены к самостоятельной жизни. Такой ребенок будет тяжким крестом для его собственной семьи, однако чаще всего он так и не обзаводится семьей, продолжая жить всю жизнь под заботливым родительским крылом. Для ребенка вампирами становятся родители в том случае, если ребенок хочет сделать так, чтобы родителям жилось хорошо, не понимая, что это невозможно. Переживания за беспомощных родителей, всю жизнь проживших за счет чьей-то милости, в основном собственных родителей, ведет к забвению своей семьи и ее распаду.

Жертва переживаний автоматически присасывается к энергии переживающего, которая по сути является его собственной энергией. Оба вцепляются друг в друга, и оба вампирят, чтобы выжить. Побеждает тот, кто сильнее. Кто начинает жаловаться, тот оказывается слабее. Оба они - хорошие люди, жалеющие друг друга из-за того, что сами же друг другу и делают. Мало кто из страдальцев переживает свою проблему молча - большинство рассказывает всем друзьям и родственникам о тех жутких страданиях, которые причиняет им вампир. О своей роли они помалкивают и, даже если осведомлены о ней, отказываются верить.

Нет такой вещи, за которую нельзя было бы переживать, и нет такой вещи, которую нельзя было бы переживаниями окончательно и бесповоротно испортить, запороть, провалить, запутать, извратить.

Переживания нарушают процесс саморегуляции жизни. Что это значит? У всего сущего есть энергия, живущая своей жизнью, которая идет своим чередом, иными словами - саморегулируется. Ни воде, ни воздуху не нужно указывать, куда им следовать и что делать, - они движутся согласно законам природы. Если вы начнете за них беспокоиться, то воздух и вода, содержащиеся в вашем организме, не смогут уже двигаться согласно законам природы, а это значит, что у вас нарушается обмен веществ, а там и до болезни рукой подать.

Кто не умеет любить природу, тот начинает за нее переживать, преображать ее и удивляться, отчего это природа чахнет. Если вы переживаете за свою работу, то болеете за нее душой, и работа не может сама наладиться. Если переживаете за свою судьбу, ваша жизненная энергия не может двигаться в нужном направлении. Если переживаете из-за своей болезни, болезнь не может излечиться.

Недавно я осматривала беременную женщину, которая так сильно переживала за свою беременность, что плод не имел возможности развиваться нормально. Точнее говоря, не могла развиваться находящаяся в плоде мужская энергия, а значит, одна половина плода. Любое переживание приносит вам одни только неприятности, будь то переживание из-за погоды, государства, мира, детей, животных, растений, прошлого, будущего, судьбы, здоровья, денег, вещей, работы и т. п. Переживаниями человек создает для себя проблему на пустом месте . Проблемой оказывается другой человек со своими проблемами. И если проблема этого другого человека становится проблемой для кого-то третьего, то вот вы и получили на свою голову многократную проблему. От всего этого разум отказывается работать. Вот вам еще одна проблема. Неудивительно, что у людей ум за разум заходит. Любую простую вещь мы способны быстро раздуть в мыслях до сложной, а так как сложную невозможно быстро свести к простой, то проще начать переживать. Переживание не спрашивает нас, есть ли у нас время, оно забирает время без спроса. Чем больше мы переживаем, тем больше времени это у нас отнимает, ибо все, что мы делаем, делается нами из-за наших переживаний.

Переживающего человека можно определить по двум внешним признакам: морщинам и седым волосам. Переживание по поводу материальных вещей ведет к появлению морщин, а переживание по поводу духовных вещей ведет к поседению. Кто желает выставить напоказ свои переживания из-за материальной жизни, у того лицо покрывается морщинами, а кто мужественно скрывает те же переживания, тот увядает внутренне. Кто желает выставить напоказ беспокойство за судьбу, то есть духовное развитие, человека, общества либо всего человеческого рода, у того седеют волосы. На самом деле человек переживает за собственный духовный потенциал, так как не может найти выхода из затруднительного положения. Человек, вообразивший себя обязанным двигать жизнь вперед, то и дело натыкается на препятствия, которые не видит. Например, каким это образом препятствием для него могут быть люди, во имя благополучия которых он жертвует собой.

Кто желает прославиться своим умом, у того заболевает головной мозг. Маленький ребенок может заболеть эпилепсией, если родители, превыше всего дорожащие его умом, начинают отчаянно переживать за его умственные способности. Многие матери со слезами на глазах пересказывают отзывы об умственном развитии их ребенка, полученные от разных умных людей - двух-трех врачей, подруги, соседки, молодых мамаш. Бедная мать только и умеет, что с каждым разом беспокоиться все больше. Ребенку то и дело велят собраться с мыслями, чтобы родители меньше за него переживали. Собраться с мыслями можно до такой степени, что в головном мозге возникает очаг болезни, а от этого переживания не уменьшаются, наоборот, усиливаются.

Иной молодой человек, юноша или девушка, при виде больного ребенка может начать тревожиться за своих будущих детей в такой степени, что ребенок у него так и не рождается. Виной тому серьезное нарушение обмена веществ, вызванное переживаниями. Внешне это не проявляется, да и анализы ничего не показывают, ибо болезни-то нет. На начальной стадии происходит лишь нарушение функции, которое подает знаки о том, что за хорошим обхождением скрывается некое чрезвычайно важное плохое отношение.

Страх родить больного ребенка, родить урода либо ребенка с отвратительным характером может быть столь велик, что человек раздувает крошечный недостаток, собственный либо партнера, до таких масштабов, что утрачивает способность к деторождению. Во всем остальном отношения между партнерами могут быть идеальными. Они ведут долгие беседы, обсуждая все на свете, даже секс, но не касаются того, что портит их интимные отношения. Многие из них считают, что проблема эта пустяковая и пройдет сама собой. Горячо любя друг друга, они стараются закрывать глаза на ненавистную проблему, и это им хорошо удается, покуда проблема не разрушает семью. Многие бездетные женщины забеременевают именно теперь, когда семья распалась. Почему? Потому что когда женщина с ужасом понимает, что теряет мужа, испытываемая ею душевная неприязнь, которая стояла перед ней преградой, отходит на задний план. Неодолимое желание переспать с мужем хотя бы еще разок - напоследок - сработало, подобно амебе - она втянула мужа в себя, поглотила, растворила в себе. Когда малое плохое, которое вовсе и не зло, становится большим злом, человек цепляется и за малое добро, кажущееся великой ценностью. Современная эпоха с ее великими благими устремлениями живет именно по этим правилам.

В старину люди переживали из-за плохого. Они умели ценить всякую крупицу хорошего и были счастливы, если в супруге обнаруживалось что-то хорошее. В наши дни люди стремятся избавиться от всего плохого. И болезни им достаются соответствующие. В старину люди умирали молодыми от физических тягот. Сейчас люди живут все дольше, страдая сами и заставляя страдать ближних из-за своих душевных мук.

Переживание имеет несколько названий, в зависимости от его глубины и характерных особенностей. Душа ноет да сердце болит - говорят порой люди. Понятия как будто равнозначные, но это не совсем так. Душевная тревога, душевная боль и душевная мука различаются лишь по глубине переживания. Кто терзается душой, тот терзает и чужие души. У кого болит душа, тот причиняет душевную боль и окружающим. Кто испытывает душевные муки, тот превращает в ад не только собственную жизнь, но и жизнь ближних. Время от времени у него побаливает сердце, но это не обязательно. В любом случае душевные муки - испытание более тяжкое, нежели сердечная болезнь, которая спроваживает страдальца на тот свет, где он обретает душевный покой.

Надеюсь, что теперь, когда вы узнали, к чему приводят переживания, вы постараетесь поменьше переживать.

Весьма часто встречаются такие проявления апперсонализации, когда реальные или воображаемые переживания окружающих людей, их несчастья и радости пациенты как бы примеряют к себе, а затем принимают за свои собственные. Это касается и поведения окружающих, оно также невольно копируется. Используя терминологию Е.Блейлера, обозначим данный феномен как симптом суммирования.

Вот свидетельства пациентов: «Пропускаю чужую беду через себя. Я как пылесос, все на себя собираю, все болезни, потому и в больнице лежать мне очень тяжело... Чужую вину могу взять на себя. Такое было еще в школе: кто-то украл что-нибудь, никто не сознается, а мне стыдно, воровкой почему-то чувствую себя... Бывает, что в разговоре с кем-то я вдруг чувствую обиду или раздражение. Причины для этого нет никакой, обидеться или вспылить должен был мой собеседник. Я думаю, что такие эмоции ощущаю потому, что они перешли ко мне от другого человека... Кому-то больно, а мне отчего-то еще больней... Легонько шлепну дочь, она тут же забывает об этом, а у меня дня три рука болит и отнимается.

Я всегда такая - чужое горе или чьи-то неприятности для меня как свои собственные... Как услышу, что кто-нибудь отравился или умер, долго не могу успокоиться. Мне кажется, что такое может случиться и со мной... Когда я слышу, как кого-то ругают, мне делается не по себе, становится тяжело, лучше бы отругали меня... Переживаю за других людей сильнее, чем они сами. Они, может, это уже забыли, а у меня из головы не выходит... У меня все болячки мамины. Беру страдания мужа на себя, мне делается даже хуже, чем ему... Я всегда была очень впечатлительной, все переносила на себя, мне казалось, что то же будет и со мной. Однажды мама рассказала о шаровой молнии, так я до сих пор панически боюсь грозы...

Бывает, услышу, что кто-то покончил с собой, мне западает это в душу и думается, а вдруг и я что-то с собой сделаю. Я перестала уже смотреть по телевизору о разных несчастьях и слушать об этом стараюсь поменьше, мне становится совсем плохо, даже снится... Когда я увидела фото чужих детей, мне вдруг показалось, что это мои дети... Моя татуировка стала как бы частью моего Я, она не раз спасала меня в трудные минуты, спасла меня и от самоубийства... Бессознательно поддаюсь мнению других людей, они будто заговаривают меня или гипнозом действуют. Я невольно перенимаю их образ мыслей, взгляды, начинаю на все смотреть будто бы их глазами... Из судьбы других обязательно что-то переходит ко мне. Я как бы беру себе от людей их голос, манеру говорить, мимику и жесты, привычки».

«Я, - говорит больная, - всегда была очень добрая. - ? - Да, да, не совсем так. Я хотела сказать, что чужое горе я принимала на себя и переживала его как свое собственное. Ко мне всегда люди приходили жаловаться, делиться со своей бедой. Они говорили, что я для них как психотерапевт. Им после этого делается легче, они сами это говорят. А я с работы прихожу, и мне так тяжело, как будто я чем-то заразилась или испачкалась. Я сразу же иду в ванную, чтобы смыть все плохое с себя. В людях я всегда вижу все самое хорошее, для меня они все как родные или близкие. Потом, когда я узнаю, что человек этот не хорош, я просто не подхожу к нему, а зла и обиды никогда не держу...

Однажды брат замахнулся ножницами, сделал вид, будто собирается проткнуть меня или выколоть мне глаза. Я поняла, что это был прикол, но все равно испугалась. Мне сразу же представилось, как я это же делаю брату, но уже не в шутку, а вполне серьезно. С тех пор я не могу отвязаться от того, что воображаю себе сцены, в которых я убиваю кого-то из близких. Это яркие, как на самом деле, ужасные сцены. Я почти вижу, как кого-то режу, кругом все залито кровью, а я будто бы все довожу до конца и не могу остановиться. Я постоянно боюсь, что меня переклинит и я сделаю что-нибудь такое же на самом деле...

Мне кажется, что я живу чужим счастьем или несчастьем, чьей-то чужой жизнью, а про себя будто забываю. Время от времени мне совершенно неожиданно встречаются люди, к которым я попадаю в полную зависимость. Они будто бы с Луны сваливаются, вскоре я надолго оказываюсь в их плену. Потом, спустя год-два, я прихожу в себя. Вспоминаю все и не могу понять, как могло так случиться, что я шла у них на поводу, а они как бы растворялись во мне. Так за последние 10 лет было четыре раза.

Последним был случайный вроде бы мужчина. Мне пришлось содержать, поить-кормить его, а он потом обнаглел, пил, вытирал об меня ноги, издевался, а под конец исчез и прихватил все ценности, какие у меня еще остались... Мне все время кажется, будто я всем должна, мне почему-то надо всем помогать, и мне постоянно стыдно за то, что я делаю для других мало. Кругом я вижу так много людей, которым живется плохо будто по моей вине, и я просто обязана им помочь. Я живу как бы для других, мне самой не остается ничего. Меня даже дети укоряют за то, что другим я отдаю последнее, а о себе не думаю».

На первый взгляд данное расстройство выглядит как проявление эмпатии, может быть, несколько преувеличенное. В действительности это не совсем так. При эмпатии индивид, действительно, способен почувствовать себя не месте другого человека, но он не принимает чужое страдание за свое собственное, то есть сохраняет свою идентичность. Сообщения же пациентов явно указывают на то, что их идентичность меняется, притом значительно и на длительное время. Кроме того, они в большинстве своем отчетливо осознают болезненность своей чрезмерной восприимчивости к внешним влияниям.

Они понимают также, что именно из-за своей особенности они нередко оказываются в рабской зависимости от окружающих, становятся подверженными влиянию преувеличенных болезненным воображением психических травм, неадекватная реакция на которые совершенно непонятна здоровому человеку. Зачастую эти личностные качества делают пациентов виктимными, привлекательными для мошенников и правонарушителей. Кроме того, при определенных обстоятельствах больные остро ощущают свою внутреннюю несвободу или, точнее, утрату прежней свободы и автономности. Иногда, как показывает одна из иллюстраций, в силу данного нарушения могут возникать и такие серьезные симптомы, как навязчивые представления. Более других проявлений симптом суммирования напоминает чрезмерную внушаемость и самовнушаемость.

Это расстройство у князя Л.Мышкина в описании Ф.М.Достоевского (1869) выглядит следующим образом: «Почти то же было и до этих писем... Как могла она об этом писать, и как могла такая безумная мечта зародиться в ее голове? Но мечта эта была уже осуществлена, и всего удивительнее для него было то, что, пока он читал эти письма, он сам почти верил в возможность и даже в оправдание этой мечты. Да, конечно, это был сон, кошмар и безумие; но тут же заключалось и что-то такое, что было мучительно-действительное и страдальчески справедливое, что оправдывало и сон, и кошмар, и безумие. Несколько часов кряду он как будто бредил тем, что прочитал, припоминал поминутно отрывки, останавливался на них, вдумывался в них. Иногда ему даже хотелось сказать себе, что он все это предчувствовал и предугадывал прежде; даже казалось ему, что как будто он уже читал это все, когда-то давно-давно, и все, о чем он тосковал с тех пор, все, чем он мучился и чего боялся, все это заключалось в этих давно уже прочитанных письмах». Князь, как видно, не только принял за «действительное» и даже «справедливое» «безумную» мечту писавшей, он будто и «предугадывал» (ошибка хиднсайта), и чувствовал, что «как будто он уже читал это все» (уже прочитанное).

Среди различных видов зависимостей традиционно выделяют игровую, алкогольную, наркотическую, табачную, шоппинговую. Эти зависимости более-менее научились видеть и диагностировать, а, значит, люди, подверженные им, получили возможность от них исцеляться. Однако такой вид зависимости как эмоциональная по-прежнему числится в этом списке только среди психологов, так как люди, страдающие от эмоциональной зависимости, - это большая часть наших клиентов.

Эмоциональная зависимость - это зависимость от отношений с другим человеком. Эмоциональную зависимость бывает очень трудно распознать, так как ее наличие часто путают с сильными любовными чувствами. Культура усиленно обыгрывает образы любивших и умерших в один день или страдавших во имя самой настоящей любви, и тем самым возводит психологическое отклонение в ранг нормы. В науке человек, который не может жить без другого человека, называется ребенком (или инвалидом). Однако в глазах большей части земного шара переживания одного человека, который жить не может без другого, называются любовью.Я неоднократно слышала фразы: «Если б не любила, то и не переживала бы так» или «Страдаю, потому что люблю». Страдания, невозможность быть самим собой или быть счастливым без другого иногда совершенно абстрактного «человека, который бы меня любил» или «человека, который бы был рядом со мной», неразрывно сцеплены с любовью. Многие люди живут в неудовлетворительных, разрушительных отношениях, считая, что так и должно быть - «чтобы сильные чувства и невозможно долго находиться друг без друга» - и не понимая, что может быть по-другому.

Здоровая, гармоничная личность способна создавать отношения со многими другими личностями. Это обусловлено тем, что «центральной мотивацией человека является внутренняя потребность достичь богатых, сложных и страстных отношений с собой, родителями, сверстниками, сообществом, животными, природой, окружающим миром и духовным миром" (Л.Марчер, датский психотерапевт). Самодостаточный человек- это не тот, кто не испытывает душевных переживаний и потребности в образовании близких отношений с другими людьми. Этот тот, кто от них не разрушается, кто не делает другого человека залогом своего счастья или несчастья.

Признаки эмоциональной зависимости:

1. Счастье возможно только при наличии отношений и другого человека, который любит или который рядом;

2. Любовь, дружба невозможны без полного растворения друг в друге, без полной отдачи жизни в распоряжение другого человека;

3. Отношения становятся разрушительными, сопровождаются сильной ревностью, многочисленными тяжелыми конфликтами, постоянной угрозой разрыва, но до настоящего, окончательного разрыва не доходит;

4. В отношениях тяжело, без отношений невозможно;

5. Отсутствие отношений, объекта любви/привязанности или мысль об отсутствии вызывает сильную боль, страх, депрессию, апатию, отчаяние;

6. Отношения невозможно разорвать самостоятельно: «Пока он не уйдет от меня сам, мы не сможем расстаться».

Отношения, в которых присутствует эмоциональная зависимость - это всегда очень напряженные, конфликтные, тяжелые отношения. Это связано с тем, что если один человек настолько значим для другого человека, что все его «хорошо», все его благополучие, все его счастье зависит от него, то и все его «плохо», все его несчастья тоже зависят всецело от другого человека. На этот счет не стоит обольщаться. Любовь вкупе с эмоциональной зависимостью всегда сопряжена с ненавистью в конечном итоге, так как голод эмоционально зависимого человека невозможно утолить.

Еще одно чувство, которое всегда сопровождает зависимые отношения, - это обида. Обида - это чувство жертвы, чувство, которое рождается тогда, когда человек не может проявить свои первичные чувства - гнев и боль и адекватно отреагировать на причинение ему боли другим человеком.

Развитие склонности к эмоциональной (и любой другой) зависимости происходит в период младенчества, с одного месяца до полутора лет. В этот период у ребенка формируется представление о том, как устроено (и будет устроено в дальнейшем) его взаимодействие с окружающим миром. У него формируется представление о том, слышит ли его мир (на тот момент в лице мамы и папы) или нет, удовлетворяет ли он его потребности в безопасности, питании, телесном комфорте, общении, принятии, любви или не удовлетворяет, и если удовлетворяет, то в какой степени, насколько полно. Нарушения развития в данном периоде порождают у человека чувство «голода» по отношениям, по любви, по ласке, по эмоциональной и телесной близости. Такой человек находится в постоянном поиске «идеального родителя», человека, который компенсировал бы ему то, что он когда-то не дополучил: безусловную любовь, безусловное принятие, считывание его потребностей без проговаривания их вслух, незамедлительное удовлетворение его потребностей - и насытил бы его своей любовью. Разумеется, в таком виде это получить невозможно. Есть единственный период в жизни, когда наши потребности могут удовлетворяться таким идеальным образом - это детство. Невозможность получить это от другого человека порождает сильный гнев, боль и отчаяние. И вновь надежду, что когда-нибудь кто-нибудь будет любить нас настолько сильно, что будет понимать с полуслова все, что нам хочется, и делать это для нас, все время будет находиться с нами и постоянно будет досягаемым для контакта.

Работа с эмоциональной зависимостью

1. Работа с эмоциональной зависимостью состоит из постоянного отделения себя от объекта зависимости, от постоянного обращения к себе с вопросами: «а что я хочу, что мне нужно?», «это другой хочет или я хочу?», «в чем я конкретно нуждаюсь?», «как я понимаю, получаю я что-либо или не получаю?», «по каким признакам я пойму, что меня любят и принимают?» Эмоционально зависимому человеку нужно учиться отличать свои чувства и чувства другого человека, свои и чужие потребности. Важно понимать, что вы и ваш объект - это не одно и то же, вы не можете и не должны в обязательном порядке переживать одни и те же чувства, иметь одни и те же желания. Такой тип отношений нужен матери и ребенку, чтобы мать понимала и удовлетворяла потребности младенца, пока он не может сам о них сказать. Но для взрослых людей такой тип отношений является тупиковым, он не дает развития, которое происходит при соприкосновении различий. Работа с эмоциональной зависимостью должна быть постоянно направлена на отличие себя от другого человека: «Вот я, а вот он. Здесь мы похожи, а здесь мы отличаемся. Я могу иметь свои чувства, свои желания, а он - свои, и это - не угроза нашей близости. Нам не нужно отказываться от отношений, от контакта, чтобы удовлетворять свои различные желания».

2. Важный момент - это распознавание собственных потребностей и желаний и поиск способов их удовлетворения вне партнера. Получение любви и поддержки возможно не только от одного человека. Чем больше источников их получения, тем меньше нагрузки ложится на партнера. Чем больше человек самостоятелен в удовлетворении своих потребностей, тем меньше он зависит от другого человека.

3. Важно помнить о том, что источник любви и принятия может быть не только внешним, но и внутренним. Чем больше таких источников вы найдете, тем меньше вы будете зависеть от окружающих людей и их принятия или непринятия вас. Ищите то, что вас питает, поддерживает, вдохновляет и развивает. Это могут быть духовные ценности, интересы, хобби, увлечения, собственные качества и личностные характеристики, а также собственные тело, чувства, ощущения.

4. Замечайте моменты, когда вас любят и поддерживают, даже если это маленькие знаки внимания. Проговаривайте про себя, что в этот момент вас видят, слышат, принимают. И обязательно обращайтесь к телу и физическим ощущениям, так как период формирования склонности к зависимости - это младенчество, период господства тела и его потребностей. Именно через телесные контакты с мамой и другими близкими людьми, через питание и телесный комфорт ребенок понимает, что его любят, и первыми научается распознавать свои телесные потребности. В тот момент, когда вы получаете от окружающих любовь и поддержку, переводите внимание на тело, замечайте, как тело реагирует на это, где и как в теле вы чувствуете, что вас любят, что это за ощущения. Запоминайте их и обращайтесь к ним в тот момент, когда вам будет это нужно, не задействуя для этого других людей.

5. Учитесь встречаться с тем, что другие люди не могут все время быть рядом с вами, не могут без слов распознавать, что вы хотите или не хотите, не могут выражать свою любовь постоянно. Каждый человек имеет свой ритм близости и отчуждения, активности и покоя, общения и уединения, дарения и принятия. Имея свой ритм, и периодически уходя из тесного контакта, они не перестают вас меньше любить и не становятся плохими. Самый благополучный ребенок сталкивается в любящей семье (не говоря уже об окружающем мире) с тем, что не все его потребности могут удовлетворяться, или удовлетворяться немедленно, или в той форме, в которой он хочет. Это правда невозможно. Об этом можно сожалеть, грустить, но разрушаться от этого совсем не обязательно.

6. Представьте себе, что случится, если вы лишитесь вашего внешнего источника эмоционального благополучия - партнера (друга, группы друзей или единомышленников). Вероятно, это будет больно, невыносимо, горько, страшно, тяжело. Попробуйте пройти через это. Это не легко, но это ваш опыт, ваша жизнь. Опирайтесь при этом на те ресурсы, о которых я говорила в пунктах 3 и 4. Вспомните период, когда этого человека еще не было в вашей жизни. Вы жили без него, хотя, быть может, вам было трудно. Тем не менее жизнь текла своим чередом.

7. Что самое прекрасное есть в ваших отношениях с другим человеком (или может быть в отношениях с другим человеком)? Опишите это как можно подробнее. В чем вы больше всего нуждаетесь от него? Опишите это чувство или идеальное состояние. Вспомните его или воссоздайте его. Попробуйте ощутить его всем телом. Где в вашем теле оно зарождается? Запомните это место и эти ощущения. Побудьте в этом состоянии некоторое время. Затем подумайте, какими еще способами вы можете получать это в жизни.

Зависимость - это попытка жить за счет чужих ресурсов (или веществ). Лучшее лекарство от зависимости - это жить своей жизнью.

(с) Султанова Елена, психолог-консультант, травма-терапевт, тренер

Интересная статья о понимании эмоций. А также размышление о разводке таких понятий как "эмоция" и "чувство".

Понимание эмоций другого человека
Понимание эмоций другого человека является важным для процесса общения между людьми как в быту, так и в профессиях типа “человек-человек”. Кроме того, визуальное слежение за эмоциональным состоянием человека в процессе осуществления импрофессиональной деятельности позволяет вовремя принимать меры по регуляции его состояния, что снижает травматизм на производстве, повышает производительность труда (Зинченко, 1983).
Понимание эмоций другого и эмоциональные способности
Вопрос о генезисе способности (или целого ряда способностей) понимания эмоций другого во многом дискуссионный. Имеются данные, что уже через девять минут после рождения ребенок может опознавать стимулы, схематически напоминающее лицо (Freedman,1974). С другой стороны, показано, что чем больше матери обсуждают с трехлетними детьми возникающие у них эмоциональные состояния, тем лучше они, достигнув шестилетнего возраста, распознают эмоциональные проявления незнакомых взрослых (Dunn et al., 1991).
Как отмечает Н.Н.Данилова (2000), с эволюционной точки зрения внешняя экспрессия эмоций была бы бесполезной, если бы люди не могли декодировать эти сигналы и, следовательно, понимать и адекватно реагировать на них. Следовательно, у человека должен быть специальный механизм их декодирования. Механизм декодирования экспрессивной информации должен обладать способностью дифференцировать паттерны лицевой экспрессии, а также идентифицировать их как сигналы определенных эмоциональных состояний.
Этот механизм был исследован шведским ученым У. Димбергом (Dimberg, 1988). Он установил, что лицевая экспрессия в зависимости от знака эмоции по-разному влияет на эмоциональное состояние и условно рефлекторные реакции страха у партнеров. Важно, что лицевая экспрессия может воздействовать на уровне подсознания, когда человек не отдает себе отчета в событии и факте его воздействия.
Димберг доказал, что влияние лицевой экспрессии на величину условной вегетативной оборонительной реакции осуществляется автоматически и не зависит от процессов сознания.
Лицевые паттерны особенно сильно действуют на людей, проявляющих социальный страх. При восприятии фотографий они усиливают признаки отрицательных эмоций и ослабляют признаки положительных эмоций.
Очевидно, что пониманию лицевых паттернов различных эмоций способствует то, что реакция на лицевую экспрессию партнера связана с воспроизведением его мимики, т.е. в непроизвольном изменении активности мышц своего лица. Этот процесс подобен “эмоциональному заражению, или резонансу”. Таким образом, для распознавания и идентификации паттернов лицевой экспрессии человек использует два канала- зрительный, который производит опознание с помощью гностических нейронов нижневисочной коры, и проприорецептивный, оценивающий паттерны собственной лицевой экспрессии и служащий обратной связью (подкреплением) реакции на информацию со зрительного канала.
Поскольку доказать наличие у человека врожденных механизмов распознавания эмоций часто бывает трудно, ученые обращаются к изучению этой способности у животных. В ряде исследований показано, что распознавание эмоционального состояния своих сородичей осуществляется животными инстинктивно. Когда самка млекопитающего впервые родит, она “знает” смысл криков, выражающих у ее потомства какое-либо страдание. Н.Тинберген (Tinbergen, 1951) исследовал реакции нескольких видов птиц, воспитанных в изоляции, на силуэт, который изображен на рисунке. Когда силуэт двигался влево, так, что был похож на ястреба с короткой шеей и длинным хвостом, он стимулировал реакцию страха и бегство подопытных птиц. Придвижении в правую сторону силуэт был похож на безвредного для птиц гуся с длинной шеей и не вызывал никакого страха. В состоянии неподвижности этот силуэт не вызывал у птиц никакой реакции. Тот факт, что подопытные птицы никогда не сталкивались ни с ястребом, ни с гусем, свидетельствует о врожденном механизме распознавания эмоционально значимого для них зрительного стимула.
Несмотря на эти данные некоторые ученые считают, что способность распознавать эмоции даже по лицевой экспрессии не дана человеку от рождения. Известно, что маленькие дети неадекватно воспринимают эмоции других. Эта способность развивается в процессе формирования личности, но не одинаково в отношении разных эмоций. Легче всего распознается ужас, затем по степени убывания отвращение и удивление. Следовательно, пониманию эмоций надо учиться. Это наталкивает ряд ученых на мысль, что существует специальный вид интеллекта- эмоциональный.

Эмоциональный интеллект
Г. Г. Гарскова (1999) пишет, что понятие “эмоциональный интеллект” было введено в научный обиход недавно, Майером и П.Сэловей (Mayer, Salovey, 1990) и получило широкое распространение в англоязычной литературе благодаря работам Д.Големана. Для введения этого понятия было использовано два основания: неоднородность понятия “интеллект” и совершение интеллектуальных операций с эмоциями.
По П.Сэловею, “эмоциональный интеллект” включает в себя ряд способностей: распознавание собственных эмоций, владение эмоциями, понимание эмоций других людей и даже самомотивацию.
Критика этой концепции основывается на том, что в представлениях об эмоциональном интеллекте эмоции подменяются интеллектом. Как полагает Г. Г. Горскова (1999), эта критика не правомерна. Она ссылается на то, что эмоции отражают отношение человека к различным сферам жизни и к самому себе, а интеллект как раз и служит для понимания этих отношений. Следовательно, эмоции могут быть объектом интеллектуальных операций. Эти операции осуществляются в форме вербализация эмоций, основанной на их осознании и дифференцировке. Таким образом, по Горсковой, эмоциональный интеллект- это способность понимать отношения личности, репрезентируемые в эмоциях, и управлять эмоциональной сферой на основе интеллектуального анализа и синтеза.
Необходимым условием эмоционального интеллекта, как пишет далее автор, является понимание эмоций субъектом. Конечным продуктом эмоционального интеллекта является принятие решений на основе отражения и осмысления эмоций, которые являются дифференцированной оценкой событий, имеющих личностный смысл. Эмоциональный интеллект продуцирует неочевидные способы активности для достижения целей и удовлетворения потребностей. В отличие от абстрактного и конкретного интеллекта, которые отражают закономерности внешнего мира, эмоциональный интеллект отражает внутренний мир и его связи с поведением личности и взаимодействием с реальностью.

Т.Рибо посвятил эмоциональной (аффективной) памяти специальную работу (1895), в которой защищал ее существование, используя самые разные аргументы: психологические, физиологические, патологические и др. Приведу эти аргументы так, как они пересказаны П.П.Блонским.
“Единственный критерий, позволяющий на законном основании утверждать существование аффективного воспоминания, это- что оно может быть узнано, что оно носит метку уже испытанного, уже перечувствованного и что, следовательно, оно может быть локализовано в прошлом времени”. Но разве мы не сравниваем наши теперешние чувства с прошлыми? Говорят, что любовь не испытывается дважды одинаково, но,“как могли бы это знать, если бы в памяти не оставалось аффективных следов”. ““Нет сожаления без сравнения”, но “закон контраста, господствующий в жизни чувств, предполагает аффективную память”.
“Во всяком комплексе, составляющем воспоминание, аффективный элемент является первым, сначала расплывчатый, смутный, лишь с какой-то общей меткой: печальной или радостной, ужасающей или агрессивной. Понемногу он определяется появлением интеллектуальных образов и достигает законченной формы”. В этих воспоминаниях “аффективное прошлое воскресло и узнано раньше объективного прошлого, которое является додатком”.
С физиологической точки зрения неправдоподобно, чтобы репродуцирование касалось только образов, т.е. чтобы в нем участвовали только те нервные процессы, которые соответствуют репродуцированию образов, а остальные бы, в частности имеющие отношения к чувствам, не участвовали: воспоминание стремится восстановить весь комплекс прошлого, в области памяти господствует закон реинтеграции, а отрицание аффективной памяти противоречит этому закону. “Нервные процессы, когда-то принимавшие участие в сейчас возрождающемся физиологическом комплексе и соответствующие аффективным состояниям… стремятся также быть вовлеченными в возрождение, следовательно, возбуждают аффективную память”. Конечно, надо отдавать себе отчет в том, что “аффективный образ не то, что, например, зрительный образ” (1979, с. 160–161).

Эмоциональная память
Вопрос о наличии эмоциональной памяти тоже дискутируется. Начало его обсуждению положил Т.Рибо, который показал два способа воспроизведения эмоций: аффективное состояние вызывается либо через посредство интеллектуальных состояний (вспоминание ситуации, объекта, с которыми в прошлом была связана эмоция), либо при непосредственном воздействии стимула, вслед за чем в памяти актуализируется связанные с эмоцией ситуации. Теоретически так и может быть. Однако, как замечает В.К.Вилюнас (1990), какой из этих вариантов встречается в каждом конкретном случае, определить трудно, а в реальном потоке сознания по-видимому невозможно.
Кроме того, Рибо выделил “ложную” аффективную память, когда субъект чисто интеллектуально вспоминает, что в данной ситуации он испытывал какую-то эмоцию, но саму эту эмоцию не переживает. Это наблюдается, например, при воспоминании давно прошедших увлечений.
После появления работы Рибо возникли многочисленные споры, вплоть до того, что вообще ставилось под сомнение существование эмоциональной памяти. Отрицающие ее указывали, что когда мы вспоминаем о приятном, интересном, ужасном и т.п. событии, то воспоминание представляет собой образ или мысль, а не чувство (эмоцию), т.е. интеллектуальный процесс. И именно это интеллектуальное воспоминание о прошедшем вызывает у нас ту или иную эмоцию, которая, таким образом, является не воспроизведением бывшей эмоции, а совершенно новой эмоцией. Старая же эмоция не воспроизводится. При этом сторонники последней точки зрения сузили проблему до произвольного воспроизведения эмоциональных переживаний, хотя очевидно, что возможно не только непроизвольное запоминание эмоций, но и непроизвольное их воспроизведение (Блонский, 1935; Громова, 1980). П.П.Блонский, например, пишет, что в своей жизни он дважды пережил уже виденное (этот эффект получил название “дежа вю”). При этом второе переживание не было у него интеллектуальным познанием, что он уже видел эту ситуацию. Для него оно было глубоким, грустным и приятным чувством давно и хорошо знакомого чего-то, что не мог вспомнить, но что чувствовалось, как знакомое.
Как отмечает Блонский, разница между впервые испытанной эмоцией и воспроизведенной не только в интенсивности переживания (представляемая эмоция слабее), но и в его качестве. В ряде случаев возбуждается менее дифференцированное, более примитивное эмоциональное переживание. Автор не указывает конкретно, что это за переживание, однако можно полагать, что им является эмоциональный тон ощущений, поскольку опрашиваемые Блонским лица отмечали при воспроизведении возникновение приятного или неприятного переживания и не более того.
В то же время Блонский приходит к выводу, что произвольное воспроизведение чувств (эмоций) почти невозможно, по крайней, мере для многих. А возможно ли непроизвольное их воспроизведение- это экспериментами не решается. Остается только полагаться на самоанализ и рассказы других людей.
Нельзя не отметить и выделенный Блонским эффект следа от сильно пережитой эмоции: она в последующем может возбуждаться и более слабыми стимулами подобного же рода, т.е. становится для человека латентным доминантным очагом, “больной мозолью”, случайно задев которую можно вызвать новую сильную эмоциональную реакцию.
По Блонскому, из трех эмоций, которые хорошо запоминаются (страдание, страх и удивление), не все запоминаются одинаково. О запоминании удивления как чувства, пишет он, лучше вообще не говорить: запоминается удивившее впечатление, а чувство удивления по своему характеру не таково, чтобы возбуждаться при однородном стимуле, так как удивление есть эмоциональная реакция именно на новое. Боль и страдание довольно часто воспроизводятся в виде страха, что неудивительно, так как между страхом и болью имеется генетическая связь.
Наличие эмоциональной памяти подвергнуто сомнению уже в наше время П.В.Симоновым (1981). Основанием этому послужили его исследования по произвольному воспроизведению актерами различных эмоций. Вот что пишет Симонов по этому поводу: “Нам не раз приходилось читать о так называемой “эмоциональной памяти”. Согласно этим представлениям, эмоционально окрашенное событие не только оставляет неизгладимый след в памяти человека, но, став воспоминанием, неизменно вызывает сильнейшую эмоциональную реакцию каждый раз, когда какая-либо ассоциация напомнит о пережитом ранее потрясении. Доверчиво следуя этой аксиоме, мы просили своих исследуемых вспоминать о событиях их жизни, связанных с наиболее сильными эмоциональными переживаниями. Каково же было наше изумление, когда такого рода намеренные воспоминания только в очень ограниченном проценте случаев сопровождались выраженными сдвигами кожных потенциалов, частоты сердцебиений, дыхания, частотно-амплитудных характеристик электроэнцефалограммы. Вместе с тем воспоминания о лицах, встречах, жизненных эпизодах, отнюдь не связанных в анамнезе с какими-либо из ряда вон выходящими переживаниями, подчас вызывали исключительно сильные и стойкие, не поддающиеся угашению при их повторном воспроизведении объективно регистрируемые сдвиги. Более тщательный анализ этой второй категории случаев показал, что эмоциональная окраска воспоминаний зависит не от силы эмоций, пережитых в момент самого события, а от актуальности этих воспоминаний для субъекта в данный момент. Как тут было не вспомнить чеховского Ионыча, который с иронической усмешкой проезжает мимо дома любимой им некогда девушки, мимо балкона, где он провел ночь в состоянии потрясения и восторга. Стало ясно, что дело не в “эмоциональной памяти” и не в эмоциях самих по себе, а в чем-то другом, скрывающемся за фасадом эмоциональных переживаний” (с. 3–4).
Думается, что этот вывод Симонова излишне категоричен. Во-первых, он сам отмечает, что в определенном количестве случаев вегетативное выражение эмоций при их воспоминании все же отмечалось (это, кстати, подтвердилось и в исследованиях Е.А. Громовой и др., 1980,см. рис. 9.1). Во-вторых, тот факт, что физиологическое отражение эмоций наблюдалось в основном в случаях вспоминания значимых событий не отрицает наличия “эмоциональной памяти”, спаянной с событийной памятью. Неудача же с воспроизведением эмоциональных реакций могла быть связана с различной эмоциональностью исследуемых.
Не случайно в более поздней работе (Симонов, 1987) он уже не так категорично высказывается по поводу эмоциональной памяти. Так, он пишет: “Об эмоциональной памяти в “чистом виде” мы, по-видимому, вправе говорить только в тех особых случаях, когда ни внешний стимул, спровоцировавший воспоминание, ни извлеченная из памяти энграмма не получают отражения в сознании и возникшая эмоциональная реакция кажется субъекту беспричинной (Костандов, 1983)” (с. 80).

Считается, что произвольное воспроизведение эмоциональных переживаний дается человеку с трудом. Однако П. П. Блонский, например, пришел к выводу, что произвольное воспроизведение эмоций почти невозможно для многих людей, однако нельзя опровергнуть тот факт, что эмоциональная память может воспроизводиться непроизвольно. Вероятно, именно непроизвольное воспроизведение эмоций имеет место в случаях, о которых говорит У. Джемс. У.Джемс, наоборот, отметил одну характерную особенность эмоциональной памяти: “Человек может даже приходить в большую ярость, думая о нанесенном ему оскорблении, чем непосредственно испытывая его на себе, и после смерти матери может питать к ней больше нежности, чем при ее жизни” (1991, с. 273).
Еще один спорный вопрос: какие эмоциональные переживания лучше запоминаются-положительные или отрицательные? Среди западных психологов в первой четверти ХХ века получила распространение точка зрения, что лучше сохраняются в памяти положительные эмоции (Ebbinghaus, 1905; Фрейд, 1925). З.Фрейд обосновывает это вытеснением из памяти всего, что вызывает тягостные ощущения. Однако эксперименты, подтверждающие это положение, были не всегда безупречными и вызывали критику многих психологов. Например, П.Янг (Young, 1933) критиковал исследования с запоминанием слов приятного и неприятного содержания, указывая на смешение действительного переживания с “холодным познавательным пониманием” приятного и неприятного.
В противовес взглядам западных психологов П.П.Блонский (1935) доказывал, что лучше запоминаются отрицательные эмоции, и подкреплял свой тезис как рассуждениями о биологической целесообразности этого, так и рядом исследований. Так, он пишет, что животное, забывающее то, что причиняет ему страдание, обречено на быструю гибель. С этим постулатом трудно спорить. Но трудно не согласиться и с его оппонентами, которые видят в более легком забывании неприятного полезный для жизни эффект- охрану от болезненных переживаний.
Я полагаю, что спор этот возник по недоразумению. Спорящие стороны не учли, что запоминание, о котором они все время говорят, приводя жизненные примеры, по существу ими не обсуждалось. Речь и у З.Фрейда, и у П.П.Блонского шла о вспоминании приятного и неприятного. В отношении же последнего реальная картина очевидно сложнее, чем это представлял себе Блонский. Так, он сам отмечает, что чем ближе события (например, случившиеся вчера), тем чаще вспоминается приятное, чем неприятное, а чем дальше (например, что было в детстве), тем чаще вспоминается неприятное, чем приятное. Приятное чаще вспоминают те, кто неудовлетворен теперешним своим положением (например, неудачники, старики). Отсюда может быть правым и Фрейд со своим постулатом “вытеснения” негативного, т.е. желания его забыть или, в крайнем случае, стараться не вспоминать; ведь он имел дело именно с неудовлетворенными жизнью людьми.
Е. А. Громова (1980) отмечает, что одним из свойств эмоциональной памяти является ее постепенная эволюция во времени. Вначале воспроизведение пережитого эмоционального состояния является сильным, ярким. Однако с течением времени это переживание становится все слабее. Эмоционально окрашенное событие легко вспоминается, но уже без переживания эмоции, хотя и с некоторым аффективным отпечатком: недифференцированным переживанием приятного или неприятного. С моей точки зрения это означает, что эмоция редуцируется до эмоционального тона впечатлений.
При этом наблюдается некоторая генерализация процесса. Если первоначальная эмоция была вызвана каким-то определенным раздражителем, то со временем память о ней распространяется на другие сходные раздражители. П. П. Блонский делает заключение, что при такой генерализации эмоционального переживания происходит снижение способности дифференцировки порождающих его стимулов. Например, если ребенка в детстве напугала какая-то определенная собака, то будучи взрослым, человек боится собак вообще.
Память о пережитой боли сохраняется очень долго (кроме родовых болей). Этот страх заставляет предпочесть людей удалить зуб, чем лечить его с помощью бормашины, знакомство с которой состоялось еще в раннем детстве (Б. М. Федоров, 1977).
П. П. Блонский приводит примеры влияния эмоциональной памяти на формирование характера. Ужасное наказание в детстве может сделать человека боязливым, постоянная память о пережитом несчастье- меланхоличным и т. д.
Интересные данные, свидетельствующие об эмоциональной памяти, приведены Ю.Л.Ханиным (1978) о запоминании спортсменками и спортсменами своей тревоги перед соревнованиями и во время них. В одном случае гимнасткам было предложено оценить свое состояние за час до начала соревнования и перед каждым из четырех снарядов гимнастического многоборья. Затем через 18 дней каждая гимнастка по своим воспоминаниям ретроспективно оценила, “как она себя чувствовала за час до начала соревнования и перед каждым снарядом”. Оказалось, что ретроспективные и реальные оценки ситуативной тревоги были достаточно близки между собой. Коэффициенты корреляции были особенно велики в отношении переживаний перед теми снарядами, которых гимнастки боялись больше всего.
На основании результатов, полученных Ханиным, можно предполагать, что у женщин эмоциональная память лучше, чем у мужчин. К такому выводу склоняют следующие факты.
Группе женщин- прыгунов в воду было предложено за 20 дней до важных соревнований оценить ретроспективно на основании своего прошлого опыта с помощью шкалы ситуативной тревожности “свое состояние перед ответственными соревнованиями”.Затем непосредственно перед соревнованиями (за два часа до начала выступления) с помощью шкалы ситуативной тревожности был измерен реально наблюдаемый уровень тревоги. Оказалось, что между этими двумя показателями существует тесная корреляция. У мужчин же в результате проведения такого же исследования достоверной корреляции не было выявлено.
Правда, выявленные различия между мужчинами и женщинами в запоминании своих переживаний могут быть объяснены худшей у мужчин, чем у женщин, рефлексией и меньшей у мужчин, чем у женщин, выраженностью, тревоги, но все это тоже нуждается в доказательстве.
Следует отметить, что термин “эмоциональная память” не всегда используется адекватно. Например, Б. Б. Коссов (1973) говорит об эмоциональной памяти шахматистов, а на самом деле им изучалось влияние эмоции на запоминание (как эмоциональноев озбуждение влияет на запоминание позиций в партии).

Эмоциональный слух
Этот термин введен В.П.Морозовым (1991) и означает способность опознания эмоций по речи и пению человека. О том, что такая способность существует, может свидетельствовать тот факт, что между эмоциональным слухом и речевым слухом отсутствует корреляция. Поэтому “эмоциональная глухота” может встречаться и у людей с хорошо развитым восприятием речи. Эмоциональный слух- филогенетически более древняя способность. В пользу существования этой способность, свидетельствует и то, что испытуемые разного возраста, пола и профессии показали существенные различия в правильности опознания эмоций- от 10 до 95%. Было выявлено, что музыканты и вокалисты обладают более развитым эмоциональным слухом. В связи с этим эмоциональный слух стал рассматриваться как один из критериев художественной одаренности, который стал использоваться на приемных экзаменах в консерваторию. В контексте обсуждаемого в этом параграфе вопроса важно не то, насколько эмоциональный слух пригоден для профотбора, а насколько он помогает опознавать эмоции человека.
А.Х.Пашина (1992) показала, что одинаковый у двух субъектов процент опознания всех эмоций может быть при разном количестве правильно опознанных эмоций. В связи с этим она выдвинула представление о структуре эмоционального слуха. Ею было установлено, что испытуемые по-разному опознают количество предъявленных эмоций: одни- все пять, другие- четыре, третьи- три ит.д. Больше всего опознают эмоций музыканты, затем учащиеся математической школы, еще меньше- работники детского дома и самое меньшее число правильных опознаний было у учащихся выпускного класса детского дома.
Эти данные свидетельствуют о том, что эмоциональный слух зависит от опыта, приобретаемого людьми в процессе общения. Но, с другой стороны, имеются лица, которые и без опыта способны опознать все пять эмоций, что говорит в пользу того, что эмоциональный слух может быть и врожденным.
Различия между выборками обнаружились и по виду эмоций, которые основная часть испытуемых каждой выборки определяет с максимальной по сравнению с другими эмоциями вероятностью. Так, студенты музыкального факультета с большей точностью идентифицировали “радость” и “нейтрально”. Восемьдесят пять процентов учащихся-“математиков” лучше определяли “нейтрально”, а затем- “радость”. Сотрудники детского дома лучше идентифицировали “нейтрально” и “печаль”.
У воспитанников детского дома на первом месте были “страх” и “нейтрально”. Это наводит на мысль, что лучше опознается то, что переживается самим испытуемым.
Пашина выявила, что лица, которые распознают только одну эмоцию, отличаются низким уровнем эмпатии и нормальным уровнем тревожности, а те, кто распознает все пять эмоций, имеют достаточно высокий уровень эмпатии и очень высокую ситуативную тревожность. Кроме того, имеет значение, какой в данный момент у испытуемого эмоциональный фон, т.е. какую эмоцию он переживает в данный момент.

Общее представление о чувствах
Житейское понимание слова “чувство” настолько широко, что теряет конкретное содержание. Это и обозначение ощущений (“чувство боли”), и возвращение сознания после обморока (“прийти в чувство”), и самооценка (чувство собственного достоинства, чувство собственной неполноценности) ит.п. Многофункциональное использование слова “чувство” выражается и в словах “чувствовать”, “предчувствовать”, “чувствительность”. Так, говорят “я почувствовал”, вместо того чтобы сказать “я ощутил”, или “я чувствую” вместо того чтобы сказать “я думаю (полагаю, предвижу)”. Говорят также об органах чувств, хотя очевидно, что речь идет об органах ощущений, об анализаторах. С другой стороны, говорят об “острых ощущениях”, хотя ясно, что речь идет об эмоции страха.
Однако понятие “чувство” смешивается не только с ощущениями, но и с интеллектуальными процессами и состояниями человека. Например, у К.Д.Ушинского (1974) в его труде “Человек как предмет воспитания” подробно рассматриваются такие “умственные чувства”, как чувство сходства и различия, чувство умственного напряжения, чувство ожидания, чувство неожиданности, чувство обмана, чувство сомнения (нерешительности), чувство уверенности, чувство непримиримого контраста, чувство успеха. К сожалению, это имеет место не только в прошлом, но и сейчас.
Соотношение понятий “чувство” и “эмоция”
То, что чувства и эмоции тесно взаимосвязаны, не требует обсуждения. Вопрос не в этом, а в том, что вкладывается в эти понятия и каково соотношение между ними.
Попытки развести понятия “чувство” и “эмоция” делались давно. Еще У. Мак-Дугалл(MacDougall, 1928) писал, что “термины “эмоция” и “чувство”… употребляются с большой неопределенностью и путаницей, что соответствует неопределенности и разнообразию мнений об основах, условиях возникновения и функциях тех процессов, к которым эти термины относятся”. Правда, и ему самому преодолеть эту путаницу не удалось.
После многолетней систематической работы над тем, чтобы сделать свои представления по этим вопросам более ясными, У. Мак-Дугалл пришел к выводу, что развести эти термины можно “на основе их функционального отношения к целенаправленной активности, которую они определяют и сопровождают, поскольку эти отношения в обоих случаях существенно различаются” (с. 104).
Он пишет, что существуют две первичные и фундаментальные формы чувства-удовольствие и страдание, или удовлетворение и неудовлетворение, которые окрашивают и определяют в некоторой, хотя бы незначительной, степени все устремления организма. По мере своего развития организм становится способным испытывать целый ряд чувств, являющихся сочетанием, смесью удовольствия и страдания; в результате появляются такие чувства, как надежда, тревога, отчаяние, чувство безысходности, раскаяние, печаль. Такие сложные чувства в обыденной речи называют эмоциями. Мак-Дугалл полагает, что эти сложные “производные эмоции” целесообразно называть чувствами. Они возникают после того, как успешно или неуспешно осуществлены стремления человека. Подлинные же эмоции предшествуют успеху или неуспеху и от них не зависят. Они не оказывают прямого влияния на изменение силы устремлений. Они лишь открывают самосознающему организму природу действующих побуждений, т.е. имеющиеся потребности.
Сложные чувства, по Мак-Дугаллу, зависят от развития познавательных функций и по отношению к этому процессу вторичны. Они присущи только человеку, хотя простейшие их формы доступны, вероятно, и высшим животным.
Подлинные же эмоции появляются на значительно более ранних этапах эволюционного развития.
Попытку У. Мак-Дугалла развести эмоции и чувства нельзя признать удачной. Даваемые им критерии для такого разведения слишком неопределенны (что означает, например, “специфическое побуждение”, к которому он относит только эмоции?), а отнесение того или иного эмоционального явления к чувствам или эмоциям мало обоснованы и понятны. Чем, например, “смешанная эмоция” стыда, позора отличается от таких явлений, отнесенных им к чувствам, как раскаяние, отчаяние? И те, и другие могут появляться после осуществления или неосуществления стремления.
Разведение эмоций и чувств по признаку “до и после деятельности” тоже не соответствует истине, так как эмоции могут сопровождать деятельность и поведение и до, и во время, и после них. Остается не ясным и то, чем же в конце концов являются “две первичные и фундаментальные формы чувства”: чувствами или эмоциями?
С точки зрения функционального подхода к психическим явлениям развести эмоции и чувства пытался и Э.Клапаред. Он задался вопросом- для чего нужны те и другие- и отвечает: чувства в нашем поведении полезны, тогда как эмоции целесообразными не являются. С позиции того, что мы сейчас знаем об эмоциях и их функции, эту попытку отделить их от чувств тоже не назовешь удачной.
Современных ученых, рассматривающих соотношение чувств и эмоций, можно разделить на четыре группы. Первая группа отождествляет чувства и эмоции или дает чувствам такое же определение, какое другие психологи дают эмоциям; вторая считает чувства одним из видов эмоций (эмоциональных явлений); третья группа определяет чувства как родовое понятие, объединяющее различные виды эмоций как формы переживания чувств (эмоции, аффекты, настроения, страсти и собственно чувства); четвертая- разделяет чувства и эмоции.
Все это приводит к тому, что возникает не только терминологическая путаница, но и полная неразбериха в описании того и другого явления. Так, в “Словаре по этике” (1983) о чувствах написано, что “по своей психологической природе чувства- это устойчивые условно рефлекторные образования в сознании человека, составляющие основу его аффективно-волевых реакций в различных ситуациях (эмоций и побуждений)” (с. 400). Но почему психологическая природа чувства состоит в условно рефлекторных (т.е. физиологических) образованиях и почему эмоции являются аффективно-волевыми реакциями!?
Спорным является представление ряда психологов, что чувства присущи только человеку. Хотя у него они и являются личностным отношением к окружающей его действительности, но ряд фактов заставляет признать наличие чувств и у животных.

Чувства как эмоции.
В.Вундт, разделяя объективные и субъективные элементы ощущения, первые обозначил как просто ощущения, а вторые- как простые чувства. Однако даваемая им характеристика последних свидетельствует о том, что речь идет об эмоциональных переживаниях, эмоциях, а не чувствах. Несмотря на это, эмоциональные переживания стали обозначать как чувства, подразделяя их на простые (низшие) и сложные (высшие). Для многих психологов (например: Шварц,1948; Иванов, 1967) понятия “эмоции” и “чувства” являются синонимичными.
В.С.Дерябин (1974), отделяя понятия “ощущение” и “чувство”, сводит последнее к эмоциональному (чувственному) тону ощущений: “Если ощущение сопровождается одним чувством, далее не разлагающимся, например чувством удовольствия от вкуса сахара, то такое чувство называется простым…”- пишет он (с. 58).
В “Философском словаре” (1980) одна из статей озаглавлена “Чувства (эмоции)” и это не случайно, так как чувства там определяются как эмоции, т.е. как переживание человеком своего отношения к окружающей действительности (к людям, их поступкам, к каким-либо явлениям) и к самому себе. Различие между эмоциями и чувствами автор данной статьи видит лишь в длительности переживания: у собственно эмоций они кратковременные, а у чувств- длительные, устойчивые. Тогда и настроение можно отнести к чувствам. Автор цитируемой статьи практическое отождествляет эмоции и чувства, о чем свидетельствует приписывание чувствам характеристик эмоций следующая цитата: “Являясь сигналами успешности или неуспешности выполнения деятельности, соответствия или несоответствия предметов и явлений потребностям и интересам человека, чувства тем самым занимают существенное место в регуляции деятельности людей”. Такая позиция дает ему основание говорить о генетической детерминации чувств, которые в то же время формируются обществом.
В словаре “Психология” (1990) написано, что “чувства- одна из основных форм переживания человеком своего отношения к предметам и явлениям действительности, отличающаяся относительной устойчивостью”. Но переживание своего отношения к чему-либо- это эмоция. Следовательно, и здесь чувство понимается как устойчивая эмоция.
Иногда говорят о ситуативных эмоциях, пытаясь таким образом отделить их от высших эмоций, называемых чувствами. Я полагаю, что это излишне, так как эмоции, в отличие от чувств, всегда ситуативны, т.е. возникают “здесь и сейчас”.
Нередко эмоции называют чувствами, и наоборот, чувства обозначают как эмоции даже те ученые, которые в принципе разводят их. Не строгое использование понятий “эмоция” и “чувство” часто, например, имеет место в книге Л.В.Куликова(1997), хотя автор и пишет, что “в чувствах отражено отношение к стабильно значимым для личности вещам и явлениям в отличие от эмоций, выражающих отношение к конкретным, актуальным условиям, отдельным предметам или поступкам людей” (с. 63). В учебнике В.Н.Куницыной, Н.В.Казариновой и В.М.Погольша (2001) говорится о “чувстве ложного стыда” (с. 353), хотя на предыдущей странице сами авторы пишут, что стыд- это эмоция. Давая разные определения эмоциям и чувствам, авторы в то же время обозначают одну и ту же эмоциональную реакцию то одним термином, то другим. Так, например, они пишут: “Эмоция как знак несет информацию о том, что этот объект обладает определенным значением для субъекта, а модальность чувства раскрывает, как именно он значим: приятен, необходим, опасен, безразличен, неприятен” (с. 231; выделено мною. Е. И.). В “Курсе общей, возрастной и педагогической психологии” (1982) написано, что в широком смысле понятия “чувство” и “эмоция”- синонимы, а в узком- они различны. В книге А.И.Захарова (1995) любовь, нежность, жалость, сочувствие и сострадание называются автором то чувствами, то эмоциями. Все это примеры инерции бытового отождествления понятий “эмоция” и “чувства”.
Такая же тенденция прослеживается и в западной психологии. Так, в американском учебнике В. Квин (2000) написано следующее: “Эмоции- это субъективное отношение человека к миру, переживаемое как удовлетворение или неудовлетворение потребностей. Эти чувства могут быть приятными, неприятными и смешанными. Люди очень редко испытывают эмоции в чистом виде” и т.д. (с. 246). Немецкий психоаналитик П.Куттер (1998) употребляет слово “чувство” в самом широком значении, в том числе и для обозначения эмоций.
Чувства как вид эмоций. А.Н.Леонтьев (1971) считает чувства особым подклассом эмоциональных явлений. Он отличает чувства от эмоций их предметным характером, возникающим в результате специфического обобщения эмоций, связанных с конкретным объектом. Возникновение предметных чувств выражает формирование устойчивых эмоциональных отношений, своеобразных “эмоциональных констант” между человеком и объектом. В.М.Смирнов и А.И.Трохачев (1974)полагают, что вряд ли следует отождествлять или противопоставлять психологические понятия “эмоция” и “чувство”, их скорее нужно рассматривать как отношение частного к общему. Этой же позиции придерживаются, по существу, Л.В. Благонадежина (1956) и П.В.Симонов (1981), которые считают, что чувства- это эмоции, возникающие на базе социальных и духовных потребностей, т.е. потребностей, возникших в ходе исторического развития человечества. В словаре социально-психологических понятий “Коллектив, личность, общение” (1987) чувства отождествляются с переживаниями А.А.Зарудная (1970) полагает, что “эмоции и чувства- это разнообразные переживания человека, вызванные удовлетворением или неудовлетворением потребностей…” (с. 285), а различие между эмоциями и чувствами состоит лишь в том, что первые- это простые переживания, а вторые- сложные. Замечу, что сложные переживания обычно связывают со смешанными (бимодальными) эмоциями, а не с чувствами.
У П.А.Рудика (1976) в состав эмоций входят настроения, аффекты и низшие и высшие чувства. Низшие чувства отражают удовлетворение или неудовлетворение естественных потребностей, а также ощущения (чувства), связанные с самочувствием (усталость, вялость и др.). Высшие чувства возникают в связи с удовлетворением или неудовлетворением общественных потребностей человека. Р.С.Немов (1994) к основным эмоциональным состояниям относит собственно эмоции, аффекты и чувства. Он пишет, что чувство- это “высшая, культурно обусловленная эмоция человека, связанная с некоторым социальным объектом” (с. 572).

Разведение эмоций и чувств. Наиболее четкое разделение эмоций и чувств дано А.Н.Леонтьевым (1971). Он отмечает, что эмоция имеет ситуативный характер, т.е. выражает оценочное отношение к наличной или возможной в будущем ситуации, а также к своей деятельности в ситуации. Чувство же носит отчетливо выраженный “предметный” (объектный) характер. Чувство- это устойчивое эмоциональное отношение. Существенно и замечание А.Н.Леонтьева, что эмоции и чувства могут не совпадать и даже противоречить друг другу (например, глубоко любимый человек может в определенной ситуации вызвать преходящую эмоцию неудовольствия, даже гнева).
Г.А.Фортунатов (1976) тоже считает, что не следует отождествлять понятия “чувство” и“ эмоция”. Например, нельзя чувство патриотизма, ответственность за порученное дело или чувство любви матери к детям называть эмоцией, хотя эти чувства проявляются через эмоциональные переживания.
В.А.Крутецкий (1980), хотя и пишет вначале, что “чувствами или эмоциями называют переживание человеком своего отношения к тому, что он познает и делает, к другим людям и к самому себе” (с. 186), все же отмечает, что, в сущности, эти два понятия отличаются друг от друга. Чувство- это более сложное, постоянное, устоявшееся отношение человека, черта личности. Эмоция же- более простое, непосредственное переживание в данный момент.
Разводят чувства и эмоции по их свойствам В.В.Никандров и Э.К.Сонина (1996).
К.К.Платонов (1972) полагает, что чувство- это форма отражения, возникшая из сочетания понятийной формы психического отражения с эмоциями. Так, чтобы y чeлoвeкa вoзниклo чyвcтвo любви к Poдинe, oн дoлжeн oвлaдeть пoнятиeм “Poдинa”,т.е. знать и пoнимaть, чтo это тaкое и кaкиe пepeживaния мoгyт быть y чeлoвeкa в cвязи с этим пoнятиeм. Проявление этой концепции видно в выделении так называемых высших чувств, которые отражают духовный мир человека и которые связаны с анализом, осмыслением и оценкой происходящего. Человек сознает почему он ненавидит, гордится, дружит. Но является ли это истинной сущностью чувств? Достаточно ли критерия осознанности причины проявления эмоции для того, чтобы эмоция стала чувством?
В ряде учебников (Психология, 1948; Общая психология, 1986; Психология, 1998)наблюдается обратная картина. В них имеется только глава “Чувства”, в которой говорится о различных формах переживания чувств- настроении, эмоциях, аффектах, страсти и даже о собственно чувствах. Следовательно, авторы этих глав (А.М.Шварц, А.В.Петровский идр.) идут вслед за В.Вундтом, который говорил о чувствах как классе эмоциональных явлений. Такова же позиция и Г.А.Фортунатова, относящего к эмоциям чувственный тон, эмоциональные процессы и состояния (собственно эмоции), аффекты, настроение, которые служат для выражения чувств человека. Если следовать этому определению, то придется признать, что эмоций без чувств не бывает. Таким образом, чувства, с точки зрения вышеуказанных авторов, выступают как родовое понятие для эмоций.
Следует отметить, что у ряда авторов попытки развести эмоции и чувства выглядят не очень убедительными. Так, Л.В. Благонадежина пишет, что отдельные эмоции и чувства могут обозначаться одним и тем же словом, но их происхождение и роль в жизни человека различны. Автор утверждает, что страх в условиях опасности для жизни - это эмоция. Но страх оказаться в смешном положении, потерять уважение людей- это чувство. Очевидно, что при этом разделении автор руководствовалась положением, что все эмоции, связанные с социальными потребностями человека, следует считать чувствами.
Р.С.Немов полагает, что эмоции не всегда осознаются, чувства же, напротив, внешне весьма заметны. Я бы сказал, что все обстоит как раз наоборот. Часто человек не хочет признаться себе в том, что у него возникло то или иное чувство, в то время как эмоция как переживание не может не осознаваться. Немов считает чувства и эмоции личностными образованиями, которые характеризуют человека социально-психологически, отрицая тем самым биологическую природу эмоций.

А.Г.Маклаков (2000), рассматривая чувства как один из видов эмоциональных состояний, в качестве дифференцирующих эмоции и чувства признаков декларирует следующие.
1. Эмоции, как правило, носят характер ориентировочной реакции, т.е. несут первичную информацию о недостатке или избытке чего-либо, поэтому они часто бывают неопределенными и недостаточно осознаваемыми (например, смутное ощущение чего-либо). Чувства, напротив, в большинстве случаев предметны и конкретны. Такое явление, как “смутное чувство” (например, “смутное терзание”), говорит о неопределенности чувств и рассматривается автором как процесс перехода от эмоциональных ощущений к чувствам.
2. Эмоции в большей степени связаны с биологическими процессами, а чувства- с социальной сферой.
3. Эмоции в большей степени связаны с областью бессознательного, а чувства максимально представлены в нашем сознании.
4. Эмоции чаще всего не имеют определенного внешнего проявления, а чувства имеют.
5. Эмоции кратковременны, а чувства длительные, отражают устойчивое отношение к каким-либо конкретным объектам.
Нельзя не отметить эклектичность этих дифференцирующих признаков. Первый и четвертый признаки скорее относятся к различиям между эмоциональным тоном ощущений и эмоцией, а второй и пятый- к различиям между эмоциями и чувствами. Кроме того, вряд ли можно согласиться с тем, что эмоции относятся к области бессознательного. Но самое главное- для дифференцирования двух явлений не пригодны критерии, которые проявляются “в большей или меньшей степени”. Это значит, что в такой же степени этой критерий приложим и к дифференцируемому явлению, только в одном случае он проявляется в меньшем числе случаев, а в другом- в большем.
Часто чувства понимаются как специфическое обобщение эмоций, испытанных человеком. Это действительно может иметь место, но только как частный случай. Вряд ли этот механизм имеет место при пробуждении у родителей чувства любви к новорожденному ребенку. Скорее здесь проявляется инстинкт. Да и любовь с первого взгляда трудно считать обобщением ранее испытывавшихся по отношению к предмету любви эмоций, поскольку до этого этот объект просто отсутствовал.
Чувства выражаются через определенные эмоции в зависимости от того, в какой ситуации оказывается объект, к которому данный человек испытывает чувство. Например, мать, любя своего ребенка, будет переживать во время его экзаменационной сессии разные эмоции, в зависимости от того, каков будет результат сдачи экзаменов. Когда ребенок пойдет на экзамен, у матери будет тревога, когда он сообщит об успешно сданном экзамене- радость, а при провале его- разочарование, досада, злость. Этот и ему подобные примеры показывает, что эмоции и чувства- это не одно и то же.
Таким образом, прямого соответствия между чувствами и эмоциями нет: одна и та же эмоция может выражать разные чувства, и одно и то же чувство может выражаться в разных эмоциях. Не проявляя внешне эмоций, человек скрывает от других и свои чувства.

Доказательством их не тождественности является и более позднее появление в онтогенезе чувств по сравнению с эмоциями.

Как отмечает Блонский, разница между впервые испытанной эмоцией и воспроизведенной не только в интенсивности переживания (представляемая эмоция слабее), но и в его качестве. В ряде случаев возбуждается менее дифференцированное, более примитивное эмоциональное переживание. Автор не указывает конкретно, что это за переживание, однако можно полагать, что им является эмоциональный тон ощущений, поскольку опрашиваемые Блонским лица отмечали при воспроизведении возникновение приятного или неприятного переживания и не более того.

В то же время Блонский приходит к выводу, что произвольное воспроизведение чувств (эмоций) почти невозможно, по крайней, мере для многих. А возможно ли непроизвольное их воспроизведение - это экспериментами не решается. Остается только полагаться на самоанализ и рассказы других людей.

Нельзя не отметить и выделенный Блонским эффект следа от сильно пережитой эмоции: она в последующем может возбуждаться и более слабыми стимулами подобного же рода, т. е. становится для человека латентным доминантным очагом, “больной мозолью”, случайно задев которую можно вызвать новую сильную эмоциональную реакцию.

По Блонскому, из трех эмоций, которые хорошо запоминаются (страдание, страх и удивление), не все запоминаются одинаково. О запоминании удивления как чувства, пишет он, лучше вообще не говорить: запоминается удивившее впечатление, а чувство удивления по своему характеру не таково, чтобы возбуждаться при однородном стимуле, так как удивление есть эмоциональная реакция именно на новое. Боль и страдание довольно часто воспроизводятся в виде страха, что неудивительно, так как между страхом и болью имеется генетическая связь.

Наличие эмоциональной памяти подвергнуто сомнению уже в наше время П. В. Симоновым (1981). Основанием этому послужили его исследования по произвольному воспроизведению актерами различных эмоций. Вот что пишет Симонов по этому поводу: “Нам не раз приходилось читать о так называемой “эмоциональной памяти”. Согласно этим представлениям, эмоционально окрашенное событие не только оставляет неизгладимый след в памяти человека, но, став воспоминанием, неизменно вызывает сильнейшую эмоциональную реакцию каждый раз, когда какая-либо ассоциация напомнит о пережитом ранее потрясении. Доверчиво следуя этой аксиоме, мы просили своих исследуемых вспоминать о событиях их жизни, связанных с наиболее сильными эмоциональными переживаниями. Каково же было наше изумление, когда такого рода намеренные воспоминания только в очень ограниченном проценте случаев сопровождались выраженными сдвигами кожных потенциалов, частоты сердцебиений, дыхания, частотно-амплитудных характеристик электроэнцефалограммы. Вместе с тем воспоминания о лицах, встречах, жизненных эпизодах, отнюдь не связанных в анамнезе с какими-либо из ряда вон выходящими переживаниями, подчас вызывали исключительно сильные и стойкие, не поддающиеся угашению при их повторном воспроизведении объективно регистрируемые сдвиги. Более тщательный анализ этой второй категории случаев показал, что эмоциональная окраска воспоминаний зависит не от силы эмоций, пережитых в момент самого события, а от актуальности этих воспоминаний для субъекта в данный момент. Как тут было не вспомнить чеховского Ионыча, который с иронической усмешкой проезжает мимо дома любимой им некогда девушки, мимо балкона, где он провел ночь в состоянии потрясения и восторга. Стало ясно, что дело не в “эмоциональной памяти” и не в эмоциях самих по себе, а в чем-то другом, скрывающемся за фасадом эмоциональных переживаний” (с. 3–4).

Думается, что этот вывод Симонова излишне категоричен. Во-первых, он сам отмечает, что в определенном количестве случаев вегетативное выражение эмоций при их воспоминании все же отмечалось (это, кстати, подтвердилось и в исследованиях Е. А. Громовой и др., 1980, см. рис. 9.1). Во-вторых, тот факт, что физиологическое отражение эмоций наблюдалось в основном в случаях вспоминания значимых событий не отрицает наличия “эмоциональной памяти”, спаянной с событийной памятью. Неудача же с воспроизведением эмоциональных реакций могла быть связана с различной эмоциональностью исследуемых.

Не случайно в более поздней работе (Симонов, 1987) он уже не так категорично высказывается по поводу эмоциональной памяти. Так, он пишет: “Об эмоциональной памяти в “чистом виде” мы, по-видимому, вправе говорить только в тех особых случаях, когда ни внешний стимул, спровоцировавший воспоминание, ни извлеченная из памяти энграмма не получают отражения в сознании и возникшая эмоциональная реакция кажется субъекту беспричинной (Костандов, 1983)” (с. 80).

Считается, что произвольное воспроизведение эмоциональных переживаний дается человеку с трудом. Однако П. П. Блонский, например, пришел к выводу, что произвольное воспроизведение эмоций почти невозможно для многих людей, однако нельзя опровергнуть тот факт, что эмоциональная память может воспроизводиться непроизвольно. Вероятно, именно непроизвольное воспроизведение эмоций имеет место в случаях, о которых говорит У. Джемс. У. Джемс, наоборот, отметил одну характерную особенность эмоциональной памяти: “Человек может даже приходить в большую ярость, думая о нанесенном ему оскорблении, чем непосредственно испытывая его на себе, и после смерти матери может питать к ней больше нежности, чем при ее жизни” (1991, с. 273).

Еще один спорный вопрос: какие эмоциональные переживания лучше запоминаются - положительные или отрицательные? Среди западных психологов в первой четверти ХХ века получила распространение точка зрения, что лучше сохраняются в памяти положительные эмоции (Ebbinghaus, 1905; Фрейд, 1925). З. Фрейд обосновывает это вытеснением из памяти всего, что вызывает тягостные ощущения. Однако эксперименты, подтверждающие это положение, были не всегда безупречными и вызывали критику многих психологов. Например, П. Янг (Young, 1933) критиковал исследования с запоминанием слов приятного и неприятного содержания, указывая на смешение действительного переживания с “холодным познавательным пониманием” приятного и неприятного.

В противовес взглядам западных психологов П. П. Блонский (1935) доказывал, что лучше запоминаются отрицательные эмоции, и подкреплял свой тезис как рассуждениями о биологической целесообразности этого, так и рядом исследований. Так, он пишет, что животное, забывающее то, что причиняет ему страдание, обречено на быструю гибель. С этим постулатом трудно спорить. Но трудно не согласиться и с его оппонентами, которые видят в более легком забывании неприятного полезный для жизни эффект - охрану от болезненных переживаний.

Я полагаю, что спор этот возник по недоразумению. Спорящие стороны не учли, что запоминание, о котором они все время говорят, приводя жизненные примеры, по существу ими не обсуждалось. Речь и у З. Фрейда, и у П. П. Блонского шла о вспоминании приятного и неприятного. В отношении же последнего реальная картина очевидно сложнее, чем это представлял себе Блонский. Так, он сам отмечает, что чем ближе события (например, случившиеся вчера), тем чаще вспоминается приятное, чем неприятное, а чем дальше (например, что было в детстве), тем чаще вспоминается неприятное, чем приятное. Приятное чаще вспоминают те, кто неудовлетворен теперешним своим положением (например, неудачники, старики). Отсюда может быть правым и Фрейд со своим постулатом “вытеснения” негативного, т. е. желания его забыть или, в крайнем случае, стараться не вспоминать; ведь он имел дело именно с неудовлетворенными жизнью людьми.

Е. А. Громова (1980) отмечает, что одним из свойств эмоциональной памяти является ее постепенная эволюция во времени. Вначале воспроизведение пережитого эмоционального состояния является сильным, ярким. Однако с течением времени это переживание становится все слабее. Эмоционально окрашенное событие легко вспоминается, но уже без переживания эмоции, хотя и с некоторым аффективным отпечатком: недифференцированным переживанием приятного или неприятного. С моей точки зрения это означает, что эмоция редуцируется до эмоционального тона впечатлений.

При этом наблюдается некоторая генерализация процесса. Если первоначальная эмоция была вызвана каким-то определенным раздражителем, то со временем память о ней распространяется на другие сходные раздражители. П. П. Блонский делает заключение, что при такой генерализации эмоционального переживания происходит снижение способности дифференцировки порождающих его стимулов. Например, если ребенка в детстве напугала какая-то определенная собака, то будучи взрослым, человек боится собак вообще.

Память о пережитой боли сохраняется очень долго (кроме родовых болей). Этот страх заставляет предпочесть людей удалить зуб, чем лечить его с помощью бормашины, знакомство с которой состоялось еще в раннем детстве (Б. М. Федоров, 1977).

П. П. Блонский приводит примеры влияния эмоциональной памяти на формирование характера. Ужасное наказание в детстве может сделать человека боязливым, постоянная память о пережитом несчастье - меланхоличным и т. д.