Литературно-исторические заметки юного техника. Генерал Яков Слащёв – на службе России

22.09.2019

Читайте также

Абрикосовое варенье и замороженные абрикосы

К чему снится сон, в котором видишь или собираешь малину

Как приготовить лимонад в домашних условиях

Судьба его много лет была окружена в СССР завесой сек-ретности

Среди произведений кинематографа о Гражданской войне немного найдется лент, столь популярных, как фильм «Бег», снятый по одноименной пьесе Михаила Булгакова. Особенно запоминается генерал Хлудов — образ противоречивый и трагический. А между тем, мало кто догадывается, что писатель создал его, имея перед глазами вполне реальный прототип.

Еще задолго до окончания пьесы «Бег», в 1925 году, этот человек снимался в Крыму в кинофильме «Врангель» (к сожалению, так и не увидевшем свет), который ставило акционерное общество «Пролетарское кино», в роли… самого себя! А именно - Якова Александровича Слащова-Крымского, генерал-лейтенанта, командующего 3-м армейским корпусом, упорно оборонявшим последнюю цитадель белого движения на юге России и нанесшим Красной Армии ряд чувствительных поражений…

«Вешал бы кто, ваше превосходительство?»

Встреча на железнодорожной станции командующего крымским фронтом Хлудова с белым главнокомандующим (в нем сразу угадывается возглавлявший в 1920 году Русскую армию генерал-лейтенант барон П.Н. Врангель) - одна из ключевых в булгаковской драме. Помните, как в ответ на добродушные сетования высшего начальника, что, мол, Хлудов нездоров, и очень жаль, что он не послушал совета уехать лечиться за границу, тот разражается гневной тирадой: «Ах, вот как! А у кого бы, ваше превосходительство, босые ваши солдаты на Перекопе без блиндажей, без козырьков, без бетону вал удерживали? А у кого бы Чарнота в эту ночь с музыкой с Чонгара на Карпову балку пошел? Кто бы вешал? Вешал бы кто, ваше превосходительство?»

Надо сразу заметить, что в действительности такого разговора накануне краха белого Крыма в ноябре 1920 года не могло быть по определению, потому что еще 19 августа Якова Александровича специальным приказом № 3505 отставили от командования корпусом. Формальным поводом послужила неудача его войск в боях под Каховкой, после которой комкор сам написал рапорт об отставке. По мнению известного историка А.Г. Кавтарадзе, П.Н. Врангель потому так охотно удовлетворил эту просьбу, что видел в Слащове опасного соперника, завидовал его военной славе.

Но чтобы успокоить общественные круги, недовольные удалением популярного генерала, Петр Николаевич не поскупился на славословие.

В том же приказе говорилось, что имя генерала Слащова «займет почетное место в истории освобождения России от красного ига».

Ввиду «страшного переутомления», писал Врангель, Яков Александрович вынужден «на время отойти на покой», но главнокомандующий приказывает «дорогому сердцу русских воинов - генералу Слащову именоваться впредь Слащов-Крымский». Другим, изданным в тот же день приказом, Врангель «в изъятие из общих правил» зачисляет отставленного от должности героя обороны Крыма в свое распоряжение «с сохранением содержания по должности командира корпуса».

За исключением этой детали все остальные подробности тех событий воспроизведены Булгаковым очень достоверно. Ведь в качестве главного источника при сочинении пьесы Михаил Афанасьевич использовал обличавшую Врангеля книгу Слащова, впервые опубликованную в СССР в 1924 году (а прежде того - в Константинополе в январе 1921 года) и ставшую едва ли не главной причиной фантастического поворота в его судьбе.

Как же она складывалась?

Яков Слащов родился 29 декабря 1885 года (по новому стилю 10 января 1886 г.) в Петербурге в семье отставного подполковника гвардии (кстати, и дед его, умерший в 1875 году, также дослужился только до подполковника). По окончании реального училища представитель офицерской династии поступил в Павловское военное училище и был выпущен в 1905 году подпоручиком в лейб-гвардии Финляндский полк. В 1911 году образование Слащова завершила Николаевская академия Генерального штаба, после чего он преподавал тактику в элитном Пажеском корпусе. В январе 1915 года вернулся в сражавшийся на австро-германском фронте Финляндский полк, командовал ротой и батальоном. Заслужил все боевые офицерские награды, включая и самый почетный орден Св. Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени. Был пять раз ранен... Начав фронтовой путь гвардейским капитаном, в ноябре 1916 года он произведен уже в полковники. В июле 1917 года его назначили командующим гвардии Московским полком.

Как представитель кадрового офицерства, воспитанного в монархическом духе, Слащов, по собственному признанию, «политикой не интересовался, ничего в ней не смыслил и даже не был знаком с программами отдельных партий».

Однако в 1917 году, с приходом к власти большевиков, Яков Александрович сразу встал в ряды их непримиримых противников. Признанный в декабре медицинской комиссией негодным к военной службе, 18 января 1918 года он прибыл в Новочеркасск, где собралось около 2 тысяч юнкеров и офицеров. Эти люди, как пишет Слащов, «частью по идейным соображениям, частью потому, что некуда было деваться», записались в создававшуюся бывшим начальником штаба Верховного главнокомандующего генералом от инфантерии Михаилом Алексеевым Добровольческую армию.

Главный русский стратег Первой мировой Алексеев сразу выделил Якова Александровича, которого знал по операциям на австро-германском фронте, среди прочих соратников. Он стал одним из эмиссаров, рассылавшихся для формирования новых отрядов антибольшевистского воинства. «Участь этих эмиссаров была не лучше участи самой Добровольческой армии, - писал впоследствии Слащов, имея в виду первую половину 1918 года. - Массы за ними не шли. Казачество было довольно Советской властью, отнявшей землю у помещиков… сколько я ни скитался по горам - ничего не удавалось: организуемые восстания срывались. Приходилось скрываться и не входить ни в один дом».

Но к июню 1918 года обстановка резко изменилась: большевистские ревкомы позакрывали базары и стали изымать «излишки» продуктов, выполняя указания Москвы.

К тому же вернувшиеся с фронта после демобилизации так называемые иногородние, работавшие прежде у казаков или арендовавшие у них землю, начали требовать социальной справедливости и явочным порядком осуществлять передел угодий. В результате зажиточное казачество уже без всякой агитации стало целыми станицами вступать в создававшиеся добровольческими эмиссарами отряды. Один такой отряд в пять тысяч человек, сформированный из кубанских казаков станицы Баталпашинской и прилегающего района, возглавил есаул из местных А.Г. Шкуро, а Слащов принял должность начальника штаба этого формирования. В июле разросшийся отряд преобразовали во 2-ю Кубанскую казачью дивизию, штаб которой по-прежнему возглавлял Яков Александрович.

С апреля следующего, 1919 года, он, произведенный в генерал-майоры, командовал пехотными дивизиями, а в ноябре стал командующим 3-м армейским корпусом, который действовал на левом фланге Вооруженных сил юга России (ВСЮР) против махновцев и петлюровцев. И, наверное, так бы и остался в истории Гражданской войны всего лишь одним из корпусных начальников Белой армии (коих насчитывалось в общей сложности несколько десятков), если бы не крайне сложная стратегическая обстановка, создавшаяся в результате контрнаступления Южного фронта Красной Армии к концу 1919 года.

Корпус Слащова был спешно брошен оборонять Северную Таврию и Крым. Главнокомандующий ВСЮР генерал-лейтенант Антон Деникин считал, что столь слабыми силами, которые имелись в распоряжении Слащова (2200 штыков и 1300 сабель, 32 орудия) полуостров не удержать. Однако искусно маневрировавший резервами и «оседлавший» перешейки Слащов в течение зимы - весны 1920 года отбил все попытки 13-й армии красных прорваться в Крым. Успешные действия его корпуса, за стойкость получившего от Деникина наименование «Крымский», позволили переправить с Северного Кавказа на полуостров главные силы разбитых белогвардейских войск и создать из них Русскую армию барона Врангеля (сменившего Деникина в роли главковерха в апреле 1920-го).

Кто такой генерал-лейтенант Слащов (этот чин, равный своему, ему присвоил уже Врангель), и как он защищает Белое дело, крымчане узнавали из его приказов, которые не только публиковались в газетах, но и расклеивались на листовках для всеобщего сведения. «На фронте льется кровь борцов за Русь Святую, а в тылу происходит вакханалия, - говорилось, например, в приказе от 31 декабря 1919 года. - Я обязан удержать Крым и для этого облечен соответствующей властью… Я прошу всех граждан, не потерявших совесть и не забывших своего долга, помочь мне… Остальным заявляю, что не остановлюсь и перед крайними мерами…»

Меры же Слащов предусматривал вот какие: «Опечатать все винные склады и магазины… Беспощадно карать появившихся в пьяном виде военнослужащих и гражданских лиц… Спекулянтов и производящих пьяный дебош немедленно препровождать под конвоем на станцию Джанкой для разбора их дел военно-полевым судом, находящемся непосредственно при мне, приговоры которого буду утверждать лично».

Разумеется, не только на барыг и буянов обрушивалась генеральская карающая длань. Недаром же портовые рабочие в Севастополе распевали частушку: «От расстрелов идет дым, то Слащов спасает Крым!»

Впору было сочинять такие слоганы и в Николаеве, Херсоне, Одессе, где Яков Александрович тоже оставил кровавый след, беспощадно уничтожая всех заподозренных в саботаже или большевистской агитации…

Пролетарский литератор Дмитрий Фурманов, сочинивший повествование о Чапаеве и взявшийся написать предисловие к книге Слащова, которую нашел «свежей, откровенной и поучительной» начал свой комментарий со слов: «Слащов-вешатель, Слащов-палач: этими черными штемпелями припечатала его имя история…»

«Требую суда общества и гласности!»

Примерно с середины булгаковской пьесы, а именно со сцены в Севастополе перед погрузкой на корабль (действие второе, сон четвертый) Хлудова неотступно преследует страшное видение: повешенный по его приказу в Джанкое солдат, осмелившийся сказать слово правды о творимых им зверствах. Он беседует с призраком, как с живым, пытается объяснить ему свои поступки…

Переживал ли столь мучительные, на грани помешательства, угрызения совести его прототип Слащов? Скорее всего, да. Вот какой портрет Якова Александровича после его отставки оставил в своих воспоминаниях барон Врангель: «Генерал Слащов из-за склонности к алкоголю и наркотикам стал полностью невменяем и представлял собой ужасное зрелище. Лицо было бледным и подергивалось в нервном тике, слезы текли из глаз. Он обратился ко мне с речью, которая была красноречивым доказательством, что я имею дело с человеком с расстроенной психикой…» Медицинская комиссия нашла у Слащова острую форму неврастении, которая тоже свидетельствует о его тяжелых переживаниях.

Но, несмотря на душевное расстройство, имя его по-прежнему окружал ореол славы.

Ялтинская городская дума присвоила Слащову звание почетного гражданина, поместила его портрет в здании городского управления и передала в его распоряжение роскошную дачу в Ливадии, принадлежавшую ранее министру императорского двора графу В.Б. Фредериксу.

Яков Александрович прожил там около трех месяцев, работая над будущей книгой об обороне Крыма.

В ноябре, когда конница красных уже вступала на окраины Севастополя, он в числе последних эвакуировался в Константинополь, отплыв на ледоколе «Илья Муромец» с остатками Финляндского полка. Большую часть его багажа занимало… полковое Георгиевское знамя, под сенью которого он начинал офицерскую службу и сражался в Первой мировой.

Эмигрантский быт Слащова был близок к воссозданному Булгаковым жуткому существованию Хлудова и его товарищей-горемык. Яков Александрович, по свидетельству встречавшегося с ним политического деятеля А.Н. Верцинского, тоже поселился в «маленьком грязноватом домике где-то у черта на куличках (константинопольский трущобный район Галата. - А. П . )… с маленькой кучкой людей, оставшихся с ним до конца (речь идет, в частности, о гражданской жене Слащова Нине Николаевне Нечволодовой, сопровождавшей его в Гражданскую войну под именем «юнкера Нечволодова», а затем вступившей с ним в законный брак. - А. П . )… Он еще больше побелел и осунулся. Лицо у него было усталое. Темперамент куда-то исчез…»

Душевная усталость не помешала Слащову 14 декабря 1920 года написать резкое письмо протеста председателю собрания русских общественных деятелей П.П. Юреневу по поводу вынесенной им резолюции, в которой содержался призыв ко всем эмигрантам поддержать Врангеля в его дальнейшей борьбе против Советской России.

Через неделю после этого решительного шага по приказу Врангеля собрался суд генеральской чести, признавший поступок Слащова «недостойным русского человека и тем более генерала» и приговоривший Якова Александровича «к увольнению от службы без права ношения мундира». В ответ Слащов в январе 1921 года опубликовал в Константинополе книгу «Требую суда общества и гласности!». Она содержала настолько нелицеприятные оценки деятельности Врангеля в крымский период, что если экземпляр ее обнаруживали в Галлиполийском лагере, где содержались прибывшие части Русской армии, этот факт расценивался контрразведкой как измена, со всеми вытекающими для виновного последствиями…

«Я, Слащов-Крымский, зову вас, офицеры и солдаты, подчиниться Советской власти и вернуться на Родину!»

Булгаковский Хлудов в финальной сцене (которую драматург под давлением агитпроповских цензоров неоднократно переделывал) терзается тяжкими сомнениями, не возвратиться ли ему на Родину, с тем, чтобы предстать перед советским правосудием. Серафима Корзухина, приват-доцент Голубков и генерал Чарнота в один голос отговаривают его от этой безумной, как им кажется, затеи. «Дружески говорю, брось! - разубеждает Чарнота. - Все кончено. Империю Российскую ты проиграл, а в тылу у тебя фонари!» В конце концов, оставшись в одиночестве, Хлудов пускает себе пулю в голову. Такова развязка драмы…

В жизни, однако, «фонари» (имеются в виду преступления Слащова - повешенные и расстрелянные по его приказам) оказались не таким уж неодолимым препятствием к возвращению в Советскую Россию. Когда возникала острая необходимость, большевистские вожди становились прагматиками и поступались принципами без особых колебаний…

Агенты ВЧК в Константинополе сразу проинформировали Лубянку и Кремль об остром конфликте популярного генерала с белоэмигрантской верхушкой. По указанию Председателя ВЧК Ф.Э. Дзержинского в Турцию был направлен особоуполномоченный ВЧК и Разведуправления Красной Армии Яков Петрович Ельский, скрывавшийся под фамилией Тененбаум. Он имел задание узнать о дальнейших намерениях Слащова и дать ему понять, что Советская власть в случае раскаяния и перехода на ее сторону простит все прегрешения, даже самые кровавые… Политический выигрыш в случае успеха этой, с точки зрения морали далеко не безупречной комбинации, был бы огромен.

Гласный разрыв Слащова с Белым движением и возвращение его в Советскую Россию давали возможность использовать авторитетного генерала для разложения почти 100-тысячной военной эмиграции.

А ведь именно в ней Москва тогда видела главную угрозу большевистскому режиму. Кроме того, сам факт перехода на сторону Советской власти столь крупной фигуры из враждебного лагеря имел бы большой политический резонанс…

Вопрос о прощении Слащова обсуждался в Москве на самом высоком уровне - в Политбюро ЦК ВКП (б). Единственным, кто воздержался от голосования, был В.И. Ленин. Остальные члены большевистского штаба сочли выдвинутую Дзержинским идею стоящей и поддержали ее. Через Тененбаума генералу передали, что Советское правительство разрешает ему вернуться на Родину, где он будет амнистирован и обеспечен работой по специальности - преподавать в военно-учебном заведении.

Надо заметить, что Яков Александрович имел все основания сомневаться в искренности этого предложения. Дело в том, что накануне штурма Перекопа войсками М.В. Фрунзе в 1920 году эмиссары ЦК ВКП(б) Э.М. Склянский и И.Ф. Медынцев, от имени прославленного в Первую мировую, а теперь служившего в Красной армии генерала А.А. Брусилова, не подозревавшего о двойной игре, уже обращались к врангелевцам со схожим по сути обещанием амнистии. Многие офицеры поверили этому воззванию и остались на крымском берегу. «Они попадали в руки не мои, а свирепствовавшего Белы Куна (венгерского интернационалиста, возглавлявшего Особый отдел Южного фронта. - А. П . )… массами их расстреливавшего, - с горечью вспоминал те страшные дни оказавшийся в нелепой, предательской роли Брусилов. - Суди меня Бог и Россия!» По подсчетам современных историков, без суда и следствия тогда было расстреляно, утоплено в Черном море не менее 12 тысяч офицеров, солдат и казаков, сложивших оружие…

И все же, после некоторых колебаний, Слащов в сопровождении Тененбаума-Ельского, последовавших за ним соратников: жены Н.Н. Нечволодовой, ее брата капитана князя Трубецкого, генерал-майора А.С. Мильковского, полковника Э.П. Гильбиха и еще одного белогвардейского офицера А.И. Баткина, брат которого служил в ВЧК, на итальянском пароходе «Жанен» 20 ноября 1921 года покинул Константинополь. Кстати, Слащов тогда не знал, что ВЦИК уже принял декрет о его амнистии, который пока сохранялся в тайне…

В Севастополе Якова Александровича уже ожидал специально прервавший отпуск Ф.Э. Дзержинский. Накануне отъезда из эмиграции покинувший ее ряды военачальник разослал в крупнейшие зарубежные газеты письмо с объяснением своего поступка.

«Если меня спросят, как я, защитник Крыма от красных, перешел теперь к ним, я отвечу: я защищал не Крым, а честь России… - писал он. - Я еду выполнять свой долг, считая, что все русские, военные в особенности, должны быть в настоящий момент в России».

Сразу по прибытии на родную землю, в спецвагоне Дзержинского, Слащов написал еще и обращение к воинам врангелевской армии, где говорилось: «Правительство белых оказалось несостоятельным и не поддержанным народом… Советская власть есть единственная власть, представляющая Россию и ее народ. Я, Слащов-Крымский, зову вас, офицеры и солдаты, подчиниться Советской власти и вернуться на Родину!». Спутники генерала присоединились к его обращению, призвав соотечественников «без всяких колебаний» последовать их примеру.

Эффект отъезда Слащова в Советскую Россию, который Лубянка ныне числит в золотом фонде проведенных ею спецопераций, оказался потрясающим. По словам писателя А. Слободского, он «всколыхнул, буквально сверху донизу, всю русскую эмиграцию». За ним последовало возвращение на Родину ряда деятелей отечественной культуры, например, Алексея Толстого (1923 год). Но еще более сильным оказался военно-политический выигрыш. По оценке французской разведки, «переход Слащова на сторону Красной Армии нанес тяжелый удар по моральному состоянию русских офицеров… Это неожиданная перемена со стороны боевого генерала… авторитет которого имел большой престиж… внесла большое смятение в дух непримиримости, который до сих пор доминировал среди офицеров и солдат белой армии».

Следом за Слащовым в Советскую Россию возвратились генералы С. Добророльский, А. Секретев, Ю. Гравицкий, И. Клочков, Е. Зеленин, большое количество офицеров. Разумеется, им было неведомо, что на Родине их еще ждет кошмарная эпоха Большого террора, когда инквизиторы с синими петлицами безжалостно напомнят им о прегрешениях перед Советской властью, как совершенных, так и придуманных…

Что касается Слащова, то ему не суждено оказалось дожить до этого испытания. С 1922 года он был преподавателем (а с 1924 года - главным руководителем) тактики в Высшей тактически-стрелковой школе командного состава РККА (ныне высшие офицерские курсы «Выстрел»), проявив себя блестящим лектором и талантливым ученым. Судя по заголовкам и содержанию его статей в периодической печати («Лозунги русского патриотизма на службе Франции», «Врангелевщина» и др.), он совершенно разочаровался в Белой идее и всей душой рвался служить вновь обретенной Родине. «Много пролито крови… Много тяжких ошибок совершено. Неизмеримо велика моя историческая вина перед рабоче-крестьянской Россией, - писал Яков Александрович. - Но если в годину тяжелых испытаний снова придется вынуть меч, я клянусь, что кровью своей докажу - мои новые мысли и взгляды не игрушка, а твердое, глубокое убеждение».

Такой возможности Слащову, увы, не представилось.

11 января 1929 года он был убит выстрелом из револьвера в своей комнате во флигеле дома № 3 на Красноказарменной улице в московском районе Лефортово, где проживали преподаватели школы «Выстрел».

Задержанный на месте преступления убийца назвал свою фамилию - Коленберг, и заявил, что убийство совершено им, чтобы отомстить за смерть своего брата-рабочего, якобы казненного по распоряжению Слащова в 1920 году в Крыму. Газета «Красная звезда» на следующий день опубликовала сообщение о смерти Якова Александровича, присовокупив, что его «неожиданное убийство является совершенно бесцельным, никому не нужным и политически не оправданным актом личной мести». 15 января то же издание сообщило о кремации тела бывшего белого генерала в Донском монастыре.

Современные исследователи ставят под сомнение версию о «личной мести». Ведь именно с 1929 года в Красной Армии начинается волна массовых репрессий против бывших генералов и офицеров, которых снова стали звать «буржуазными специалистами». При этом молох тотального уничтожения, раскручиваясь сильнее год от года, обрушивался как раз на тех, кто возвратился из эмиграции, служил в лейб-гвардии, воевал за белых… Еще до 1937 года таких кадровых военных было принесено в жертву на алтарь идеологических догм около четырнадцати с половиной тысяч.

В пользу предположений о заказном убийстве генерала Слащова свидетельствует и тот факт, что следственное дело в отношении киллера - Л. Коленберга, до сих пор не рассекречено и, более того, даже вроде бы и не обнаружено в Центральном архиве ФСБ! Значит, уничтожено? Такое делалось чекистскими архивариусами только в самых крайних случаях, по особым распоряжениям высшего руководства Лубянки…

Но каковы бы ни были подлинные причины преждевременной смерти Якова Слащова, он интересен нам независимо от них. Не случайно Михаил Булгаков признавался, что хотел показать в образе Хлудова, рисовавшегося им, если так можно выразиться, по слащовскому «лекалу», не заурядного генерала, а «резко выраженную человеческую индивидуальность». И литературному герою, и его прототипу присущи одни и те же лучшие качества: храбрость, мужество, благородство, порядочность, любовь к России и стремление отстоять ее величие… И не вина таких людей, а их беда, что на крутом изломе истории проявлять свою человеческую суть им пришлось в бессмысленной, братоубийственной войне, где победителей не бывает.

Специально для Столетия

Михаил Булгаков в свое время писал "Бег" для другой страны -- думающей и страждущей, ненавидящей и любящей, больной, но не
сломленной. И генерал Хлудов, один из центральных героев, убийца и палач, вешавший в Крыму на телеграфных столбах рабочих, имел
совершенно реальный прообраз.

НЕ БОЛЬШЕВИКИ РАЗВАЛИЛИ РУССКУЮ АРМИЮ

Герой Булгакова -- Роман Хлудов -- в жизни был Яковом Александровичем Слащевым. Диктатором Крыма и Новороссийска,
соперником самого Врангеля и просто... несчастным человеком.

Яков появился на свет 10 января 1886 года в петербургской семье потомственных военных. Родителями и судьбой было предопределено,
что он станет кадровым офицером. Еще его дед, будучи на службе в российской армии, принимал участие в русско-турецкой кампании, а
чуть позже в пылающей Варшаве подавлял восстание чванливых шляхтичей.

Путь маленького Якова мало чем отличался от жизненных дорог дворянских детей: гимназия, скаутские клубы, юнкерская школа, военное
училище. Заканчивая последнее, 20-летний Слащев не успевает на японский фронт и, то ли от досады, то ли по совету старших,
поступает в академию Генштаба, где молодого офицера приняли не слишком хорошо -- он был вспыльчив, самолюбив, умен и иногда
несдержан. В отличие от "вшивой интеллигенции", будущий хозяин Крыма за оскорбление мог и по физиономии врезать. Кроме того,
Яков "баловался" разработками необычных ночных операций -- эдакой смесью из партизанских отрядов и летучих диверсионных групп.

Первую мировую он встретил спокойно -- за столиком кафешантана. Пожав плечами, сказал: "Ну что ж, господа, драться так драться. Я
уже начал подзабывать, как это делается". Командир роты лейб-гвардии Финляндского полка в конце 1916-го уже был подполковником,
а в Февральскую революцию -- полковником с полным набором всех воинских наград. Плюс четыре ранения и контузия.

Он был далек от политики, интересовался лишь театром, литературой и, конечно же, военной службой. По воспоминаниям
сослуживцев, Яков Александрович ненавидел большое скопление людей. И даже не подозревал о существовании политических партий
по причине стойкой внутренней монархической убежденности. Был предан императору и России. Переживал, глядя, как армия великой
империи распадается. Слащев писал: "Старая армия умирала, поэтому не правы те, кто говорит, что фронт разложили большевики. Нет,
несчастные войска разложили не большевики или немцы, а внутренний враг -- взяточничество, пьянство, воровство и, самое главное, --
утеря ощущения гордости за звание русского офицера".

ПОД ПУЛЯМИ -- ПЬЯНЫЙ ГЕНЕРАЛ

1917-й разбил, как стеклянные елочные игрушки, иллюзии "золотопогонной колонны". Не стал исключением и Слащев. Крах русской
армии стал крахом его жизни. Через несколько месяцев он уволился -- по состоянию здоровья. Но уже через три месяца, в январе 1918
года, Слащев, по только ему известным причинам, очутился в строю.

Воскресным холодным утром в штаб Добровольческой армии в Новочеркасске зашел широкоплечий офицер, с очень бледным лицом, на
котором нервно дергались все мускулы. Это был полковник Слащев. Он щелкнул каблуками и, положив на стол документы, заявил
комиссии, занимавшейся набором офицеров: "Готов приступить к командованию подразделением". Через несколько дней в одном из
новочеркасских кафе Якова окликнул штабс-капитан Сухарев, бывший его сослуживец. Они обнялись, и после непродолжительного
разговора Сухарев воскликнул: "Яков Александрович, голубчик! А помните ваши увлечения партизанщиной?! Вполне возможно, что
ваше хобби может стать реальностью. В борьбе с большевистской сволочью все пригодится".

Сухарев не ошибся -- за шесть месяцев ведения партизанской войны в степях Северного Кавказа неугомонный полковник не только
разгромил с десяток красноармейских отрядов, но и смог сколотить пятитысячный отряд кубанских казаков. Будучи не очень
честолюбивым, он согласился на должность начальника штаба, а командование корпусом отдал офицеру "из местных" -- генералу Шкуро.

12 июля 1918 года с западной околицы в Ставрополь вошел конный корпус Шкуро, где и соединился с основными частями
Добровольческой армии. Однако через несколько месяцев генерал был отстранен от командования корпусом за мародерство и грабежи.
В начале апреля следующего года верховный главнокомандующий Добровольческой армии Антон Деникин присвоил Якову Слащеву
очередное воинское звание -- генерал-майор, вскоре тот принял под командование 5-тысячную дивизию и повел ее на Москву.

Молниеносные атаки слащевского десанта на Одессу и Николаев позволили взять под контроль всю правобережную Украину. Слащевцы
громили всех подряд -- красных, махновцев, зеленых и даже хорошо вооруженные полки Симона Петлюры. Козырем генерала были
ночные рейды. Яков Александрович жил на передовой крайне замкнуто, мало с кем из офицеров общаясь, часто стоял под ураганным
огнем в полный рост, покуривая папиросы -- его интересовали лишь позиции противника. Но за напускным равнодушием и
жестокостью стояли сумасшедшие страдания от старых ран, боль по ушедшей России, тоска по близким.

По вечерам, не выдерживая ноющих ран, Слащев заливал себя спиртом. Когда спирт перестал помогать, Яков Александрович перешел
на кокаин. В то время этот наркотик был популярен не только среди петербургской элиты, а и среди высшего офицерского состава.
Слащев же не мог его не употреблять, ибо к наркотикам он пристрастился еще в офицерских госпиталях, где принимал эти препараты,
чтобы заглушить боль. Где-то в августе ординарцы разыскали под Одессой знаменитого Александра Вертинского и молниеносно
доставили в вагон к генералу Слащеву. Когда насмерть перепуганный шансонье вошел в штаб-вагон, на него уставились два ледяных
глаза со зрачками, похожими на стволы револьверов. Яков Александрович указал на неизвестно как очутившийся в вагоне рояль и сказал:
"Прошу, господин Вертинский. Покажите, на что вы способны". Вертинский взглянул на разложенные на столе штабные карты и
ответил: "Быть может, я буду мешать вашему совещанию?" Слащев усмехнулся и отвернулся к столу. Вертинский начал петь. Пропел он
всю ночь и лишь под утро смог вырваться из накуренного вагона, где бодрствовал лишь обезумевший от усталости, водки и кокаина
генерал со своей гражданской женой Ниной. Последняя прошла долгую фронтовую дорогу со Слащевым и не раз вытаскивала его на себе
из-под пуль. По штабным аттестатам она проходила как юнкер Н.

В октябре 1919 года корпус генерала Слащева наголову разгромил несколько дивизий красных и чуть не загнал в землю лихого Нестора
Махно. Последний прорубился с небольшим отрядом через слащевские заслоны и ушел в Центральную Украину, где под его черные
анархистские знамена стали более 100 тысяч крестьян. Деникин в ярости шлет генералу телефонограмму: "Приказываю немедленно
разгромить махновские банды, а самого Махно повесить на железнодорожном семафоре". 16 ноября Слащев под видом подготовки к
праздникам сконцентрировал основные силы корпуса под Екатеринославом и глубокой ночью нанес страшный удар по превосходящим
силам противника. Белогвардейские бронепоезда ворвались в город, прокладывая дорогу конникам сумасшедшего генерала. Махно едва
успел уйти из города. На утро генерал раздавал солдатам и офицерам Георгиевские кресты и вешал на столбах пленных махновцев.

Делегация богатых горожан так и не смогла встретиться со Слащевым: "Генерал по случаю победы пьет и совершенно одурел". В этот
момент Махно атаковал город. И казалось, что уже нет спасения "золотопогонникам". Но в решительный момент в гущу махновских
войск влетел обезумевший генерал Слащев. Он был в расстегнутом кителе, с шашкой в руках. Позади него неслась воющая дикими
голосами сотня кубанцев-телохранителей. Отчаянные рубаки во главе с генералом в мгновение проложили шашками "просеку" из тел.
Махновцы в ужасе бежали, но были настигнуты слащевцами и уничтожены. Нестор Иванович исчез где-то в степи. Белая гвардия
праздновала победу три дня.

Командир Крымского корпуса генерал-лейтенант Я.А. Слащёв (3-й справа) с чинами своего штаба: начальник штаба корпуса генерал-майор Г. А. Дубяго (4-й справа), ординарец Слащёва Н. Н. Нечволодова (справа на переднем плане) — впоследствии его супруга. Крым, апрель-май 1920 г.

Но эта победа уже не имела решительного значения. К весне 1920 года лишь слащевский корпус сохранил боеспособность и
мобильность, в то время как основные дивизии и полки в панике откатывались к Крымскому полуострову. Три тысячи измученных
непрерывными боями слащевских штыков и сабель всю зиму, обороняя Перекоп, отбивали атаки красных. Яков Александрович собрал
остатки белых войск и, сформировав под Одессой и Новороссийском дополнительный корпус, а также применив все свое военное
искусство стратега, продлил гражданскую войну еще на четырнадцать месяцев. Был издан приказ, где командующий всеми корпусами
объявил: "Объявляю всем, что пока я командую войсками -- из Крыма не уйду и ставлю защиту Крыма вопросом не только долга, но и
чести". Он был популярен и известен по обеим сторонам передовой: белые репортеры пели ему оды, а красные, хоть и ненавидели, но
уважали. И называли не иначе, как "Слащев-вешатель". На самом же деле он был Слащевым-Крымским. Последнюю приставку к
фамилии он получил в подарок от Врангеля "...за выдающиеся заслуги при обороне Крыма". И все же Врангель и Слащев яростно
ненавидели друг друга. Барон распространяет слухи о злоупотреблении Слащевым наркотиками и алкоголем. В это самое время
смертельно уставший генерал, приняв командование над тремя корпусами, возглавил летнее наступление. Но осенью красные перешли в
наступление и начали "вбивать" белые части в Крым. Неугомонный генерал еще пытался организовать партизанские отряды, но, видя
деморализацию боевого духа, бросил эту затею. И однажды ночью Слащев со знаменем лейб-гвардии Финляндского полка ворвался со
своей боевой подругой Ниной на ледокол "Муромец" и ушел в Стамбул.

Здесь он встретил барона Врангеля, которого обвинил в тупости, воровстве и трусости. В ответ барон устраивает строптивому генералу
заочный суд, лишает его звания, орденов и права на ношение военной формы. Но Слащеву было плевать на приговоры Врангеля. Он
был потомственным дворянином и офицером до мозга костей. И никто не мог лишить его титулов и боевых наград, кроме императора.

Через некоторое время на улицах Стамбула Яков Александрович снова повстречался с шансонье Вертинским. Позже певец вспоминал:
"Он жил в маленьком грязном домике на окраине города с кучкой верных ему до конца людей. У него было очень бледное и уставшее
лицо. Он устал". Но Вертинский ошибся. Слащев не мог устать. Он принимает решение... вернуться в красную Россию.

"КАК ВЫ СТРЕЛЯЕТЕ -- ТАК И ВОЕВАЛИ"

Эмиграция была потрясена: самый кровавый и самый непримиримый враг Совдепии возвращается в стан врага. Среди большевистского
руководства тоже возникла паника. В Севастополь на встречу со Слащевым выехал лично Дзержинский. Вместе со Слащевым вернулась
его жена, "юнкер Н.", товарищ Якова Александровича, тоже генерал, и несколько полковников. Дзержинский возвращался с гостями в
Москву и, сидя в вагоне, мучительно размышлял -- что же делать со Слащевым?! Расстреливать и казнить кровавого генерала никто не
собирался по причине феноменального боевого опыта и знания военного искусства. Посему, через несколько лет, в 1924 году, генерал
Слащев возглавил... московские курсы "Выстрел" -- главную на то время военную академию СССР. "Товарищ Яков" обучал курсантов
"борьбе с десантами", "маневру как залогу победы". Между вчерашними смертельными врагами теперь разгорались кабинетные битвы,
споры о тактике затягивались до полуночи, переходя в дружеское чаепитие в общежитии командного состава. Правда, не все забывали
Слащеву обиды. "Перебирая" поход на Варшаву, раскрывая причины неудачи его, Яков Александрович высказал мысль, что основной
причиной неудачи похода стала тупость командования красных. С места вскочил черный от ярости Буденный (на которого, кстати, и
намекал Слащев), выхватил из кобуры револьвер и начал палить по бывшему генералу. К счастью, он не попал. Белый, словно стена,
Яков Александрович подошел к Буденному, которого успели к этому времени уже скрутить, и сказал: "Как вы стреляете, так и воевали". В
1925 году кинокомпания "Пролетарское кино" сняла исторический фильм о бароне Врангеле. В роли Слащева снимался... сам Яков, в
роли "юнкера Н." -- его жена Нина.

Он не боялся мести своих бывших врагов и их родственников. Слащев давно был готов к смерти. Он слишком часто ее видел рядом. 11
января 1928 года Яков Александрович Слащев был убит выстрелом из пистолета неким Коленбергом, брата которого повесили по
приказу генерала. Через три дня тело генерала было сожжено в Донском монастыре. Для целого поколения Слащев навсегда остался
последним символом Великой России. Символом жестоким, ошибавшимся, но не сломленным.

"Как белогвардейский генерал красноармейцев воевать учил"
Виктор Ковальчук

Михаил Булгаков в свое время писал "Бег" для другой страны -- думающей и страждущей, ненавидящей и любящей, больной, но не
сломленной. И генерал Хлудов, один из центральных героев, убийца и палач, вешавший в Крыму на телеграфных столбах рабочих, имел
совершенно реальный прообраз.

НЕ БОЛЬШЕВИКИ РАЗВАЛИЛИ РУССКУЮ АРМИЮ

ПОД ПУЛЯМИ -- ПЬЯНЫЙ ГЕНЕРАЛ

РАЗГРОМ

"КАК ВЫ СТРЕЛЯЕТЕ -- ТАК И ВОЕВАЛИ"

12:10 pm - Прототип генерал-лейтенанта Романа Хлудова..

85 лет назад, 11 января 1929 года, на своей квартире был застрелен Яков Александрович Слащёв, бывший генерал-лейтенант белой армии, отличавшийся неимоверной жестокостью на Южной Украине и в Крыму. Амнистированный, в ноябре 1921 он вернулся в Россию и служил в Красной Армии, будучи преподавателем курсов «Выстрел». Слащёв подписал обращение к офицерам врангелевской армии, призывая их вернуться в советскую Россию. Он стал прототипом генерала Хлудова в пьесе Михаила Булгакова «Бег».

Был бесстрашен, постоянно личным примером водил в атаку войска. Имел девять ранений, последнее из которых - контузию в голову - получил на Каховском плацдарме в начале августа 1920 г. Многие ранения переносил практически на ногах. Чтобы уменьшить невыносимую боль от ранения в живот в 1919 году, которое не заживало более полугода, начал колоть себе обезболивающее - морфий, потом пристрастился к кокаину, отчего за ним закрепилась «слава» наркомана. Слащёву приписывают теорию и практику применения в окопных боях дробовых карабинов Браунинга.

«Генерал Слащёв, бывший полновластный властитель Крыма, с переходом ставки в Феодосию, оставался во главе своего корпуса. Генерал Шиллинг был отчислен в распоряжение Главнокомандующего. Хороший строевой офицер, генерал Слащёв, имея сборные случайные войска, отлично справлялся со своей задачей. С горстью людей, среди общего развала, он отстоял Крым. Однако, полная, вне всякого контроля, самостоятельность, сознание безнаказанности окончательно вскружили ему голову. Неуравновешенный от природы, слабохарактерный, легко поддающийся самой низкопробной лести, плохо разбирающийся в людях, к тому же подверженный болезненному пристрастию к наркотикам и вину, он в атмосфере общего развала окончательно запутался. Не довольствуясь уже ролью строевого начальника, он стремился влиять на общую политическую работу, засыпал ставку всевозможными проектами и предположениями, одно другого сумбурнее, настаивал на смене целого ряда других начальников, требовал привлечения к работе казавшихся ему выдающимися лиц.»

Врангель П.Н. «Записки»

Слащёва убил некий Лазарь Коленберг, который мстил за брата, повешенного по приказу Слащёва в Николаеве. Убийцу признали невменяемым. В некрологе, помещенном в «Известиях» 15 января 1929 года, в частности, говорилось: «Во время пребывания в Крыму Слащёв жестоко расправлялся с рабочими крестьянами. Не поладив с Врангелем по мотивам служебного и личного характера, он был отозван и уехал в Константинополь. В Константинополе Врангель разжаловал Слащёва в рядовые. В 1922 году Слащёв добровольно возвращается из эмиграции в Россию, раскаивается в своих преступлениях перед рабочим классом и амнистирован советским правительством. С 1922 г. добросовестно работает преподавателем в «Выстреле» и сотрудничает в военной прессе».

До его убийства ОГПУ пыталось инкриминировать Слащёву антисоветскую агитацию среди курсантов, которых он любил созывать после лекций к себе в квартиру на посиделки. Однако выяснилось, что в застолье Яков Александрович уже через пятнадцать минут напивался до невменяемого состояния. Обвинение же его в преднамеренном спаивании курсантов сочли несолидным.

Яков Александрович Слащёв-Крымский (в старой орфографии Слащов, 29 декабря 1885 - 11 января 1929, Москва) - русский военачальник, генерал-лейтенант, активный участник белого движения на юге России.

Родился 29 декабря (по другой версии - 12 декабря) 1885 года в г.Санкт-Петербурге. Отец - полковник Александр Яковлевич Слащёв, потомственный военный. Мать - Вера Александровна Слащёва.

"Генерал Слащев, бывший полновластный властитель Крыма, с переходом ставки в Феодосию, оставался во главе своего корпуса. Генерал Шиллинг был отчислен в распоряжение Главнокомандующего. Хороший строевой офицер, генерал Слащев, имея сборные случайные войска, отлично справлялся со своей задачей. С горстью людей, среди общего развала, он отстоял Крым. Однако, полная, вне всякого контроля, самостоятельность, сознание безнаказанности окончательно вскружили ему голову. Неуравновешенный от природы, слабохарактерный, легко поддающийся самой низкопробной лести, плохо разбирающийся в людях, к тому же подверженный болезненному пристрастию к наркотикам и вину, он в атмосфере общего развала окончательно запутался. Не довольствуясь уже ролью строевого начальника, он стремился влиять на общую политическую работу, засыпал ставку всевозможными проектами и предположениями, одно другого сумбурнее, настаивал на смене целого ряда других начальников, требовал привлечения к работе казавшихся ему выдающимися лиц (Врангель П.Н. Записки. Ноябрь 1916 г. - ноябрь 1920 г. Воспоминания. Мемуары.)"

1903 - Окончил Санкт-Петербургское реальное училище Гуревича.
1905 - Окончил Павловское военное училище и был выпущен в Лейб-гвардии Финляндский полк (к 1917 году дослужился до помощника командира полка).
1911 - Окончил Николаевскую академию Генерального штаба по 2-му разряду (без права причисления к Генеральному штабу из-за низкого среднего балла).
1914 - Выступил с полком на фронт (пять раз ранен и два раза контужен).
1915 - Награждён Георгиевским оружием.
1916 - Награждён орденом Св. Георгия IV степени.Ноябрь 1916 - Полковник.
14 июля 1917 - 1 декабря 1917 - Командир Московского гвардейского полка. Декабрь 1917 - Присоединился к Добровольческой армии.
Январь 1918 - Послан генералом Алексеевым на Северный Кавказ для создания офицерских организаций в районе Кавказских Минеральных Вод.
Май 1918 - Начальник штаба партизанского отряда полковника А. Г. Шкуро; затем начальник штаба 2-й Кубанской казачьей дивизии генерала Улагая.
6 сентября 1918 - Командир Кубанской пластунской бригады в составе 2-й дивизии Добровольческой армии.
15 ноября 1918 - Командир 1-й отдельной Кубанской пластунской бригады.
18 февраля 1919 - Командир бригады в 5-й дивизии.
8 июня 1919 - Командир бригады в 4-й дивизии.
14 мая 1919 - За боевые отличия произведен в генерал-майоры.
2 августа 1919 - Начальник 4-й дивизии (13-я и 34-я сводные бригады).
6 декабря 1919 - Командующий 3-м армейским корпусом (13-я и 34-я сводные бригады, развернутые в дивизии, численность 3,5 тыс. штыков и сабель).
27 декабря 1919 - Во главе корпуса занял укрепления на Перекопском перешейке, не допустив захвата Крыма.
Зима 1919-1920 - Руководитель обороны Крыма.
Февраль 1920 - Командующий Крымского корпуса (бывшего 3-го АК)
25 марта 1920 - Произведен в генерал-лейтенанты с назначением командующим 2-м армейским корпусом (бывшим Крымским).
Август 1920 - После невозможности ликвидировать Каховский плацдарм красных, поддерживаемый крупнокалиберными орудиями ТАОН (Тяжёлой артиллерии особого назначения) красных с правого берега Днепра, подал прошение об отставке.
Август 1920 - В распоряжении главнокомандующего.
18 августа 1920 - Приказом генерала Врангеля получил право именоваться «Слащев-Крымский».
Ноябрь 1920 - В составе Русской армии эвакуировался из Крыма в Константинополь.

Был бесстрашен, постоянно личным примером водил в атаку войска. Имел девять ранений, последнее из которых - контузию в голову - получил на Каховском плацдарме в начале августа 1920 г. Многие ранения переносил практически на ногах. Чтобы уменьшить невыносимую боль от ранения в живот в 1919, которое не заживало более полугода, начал колоть себе обезболивающее - морфий, потом перистрастился к кокаину, отчего за ним закрепилась «слава» наркомана…

После эмиграции жил в Константинополе, прозябая в нищете и занимаясь огородничеством. В Константинополе Слащёв резко и публично осуждал Главнокомандующего и его штаб, за что по приговору суда чести был уволен от службы без права ношения мундира. В ответ на решение суда в январе 1921 г. издал книгу «Требую суда общества и гласности. Оборона и сдача Крыма (Мемуары и документы)».

Задумываться о неправоте белого дела Слащёв начал, когда его беременная жена летом 1920 попала в руки чекистов Дзержинского, знавших, кто она, и была ими отпущена обратно к генералу через линию фронта, несмотря на угрозу ставленницы Троцкого комиссара 13-й красной армии Розалии Землячки её расстрелять.

По некоторым данным, в 1920 Слащёв лично приходил на переговоры к красным в занятый ими Корсунский монастырь под Бериславом и был свободно отпущен полномочным комиссаром Дзержинского.

К Слащёву хорошо относился председатель ВЧК Дзержинский, его ненавидел Главком РККА Троцкий.

Вступив в Константинополе в переговоры с советскими властями, был амнистирован. 21 ноября 1921 года вместе с белыми казаками вернулся в Севастополь, откуда в личном вагоне Дзержинского выехал в Москву. Обращался к солдатам и офицерам Русской армии с призывом возвращаться в СССР. В 1924 г. издал книгу «Крым в 1920 г. Отрывки из воспоминаний». С июня 1922 г. - преподаватель тактики школы комсостава «Выстрел».

11 января 1929 г. был убит троцкистом Лазарем Коленбергом в своей комнате при школе - якобы из мести за брата, повешенного по приказу Слащёва, хотя по времени это убийство совпадает с волной репрессий, обрушившихся на бывших офицеров Белой армии.

В Москве в своей квартире убит генерал Я. А. Слащев, один из активных участников белого движения, снискавший весьма печальную память своей исключительной жестокостью и бесшабашностью. Уже в Крыму Слащев старался стать вместо генерала Врангеля во главе армии, а затем в Константинополе выпустил известную брошюру, в которой требовал суда над главнокомандующим (Врангелем). Из Константинополя Слащев переехал в Москву, советская власть охотно простила ему прегрешения по отношению к ней и назначила его профессором Военной Академии. Однако там ему не удалось удержаться вследствие крайне враждебного отношения к нему слушателей. Слащев переведен был на стрелково-тактические курсы усовершенствования комсостава (так наз. «Выстрел»), где он и оставался до последних дней в качестве лектора, успевшего выпустить за время пребывания в СССР несколько трудов по военным вопроса. Местожительство Слащева в Москве тщательно скрывалось. Последние сообщения берлинских газет говорят об аресте убийцы, 24-летнего Коленберга, который заявил, что убил Слащева за расстрел брата, совершенный Слащевым в Крыму. В Москве утверждают, что убийство совершено было уж несколько дней назад, но не сразу о нем решились сообщить. Тело Слащева сожжено в московском крематории. При сожжении присутствовали Уншлихт и другие представители реввоенсовета. (Газета «Руль», Берлин, 16 января 1929 года)

Впоследствии выяснится, убила ли его рука, которой действительно руководило чувство мщения, или которой руководило требование целесообразности и безопасности. Ведь странно, что «мститель» более четырех лет не мог покончить с человеком, не укрывшимся за толщей Кремлевских стен и в лабиринте Кремлевских дворцов, а мирно, без охраны проживавший в своей частной квартире. И в то же время понятно, если в часы заметного колебания почвы под ногами, нужно устранить человека, известного своей решительностью и беспощадностью. Тут нужно было действительно торопиться и скорее воспользоваться и каким-то орудием убийства, и печью Московского крематория, способного быстро уничтожить следы преступления. («За свободу», Варшава, 18 января 1929 года)